Всякому било в глаза, по кличке Петр муромский князь, а княжит над Муромом «ведьма». И не будь Февронии, все было б «по-нашему»: Змееборца живо б к рукам прибрали: по душе ему с Лаской сказки сказывать, а не городом править. Разлучить Петра с Февронией, другого выхода нет.

В городе Феврония княгиня, в доме хозяйка. Что плохо лежит, само в руки лезет — на княжем дворе всякая вещь на своем месте, хапуну осечка: известно, бортничиха, не господский как-попал. Порядок спор, но и тесен.

Слуги поворачивали [22] . И, чтобы душу себе встряхнуть, стали Петру наговаривать.

Стольничий, старый слуга, с подобострастным сокрушением порицал Февронию: не знает чину — из-за стола поминутно вскакивает, без порядку хлеб ест, а тарелка стынет.

— И что за повадка: по обедне поклон положить забудет, а крошки со скатерти дочиста все соберет, и чего для? Ровно нехватка в чем или в обрез?

За наговариванием — подозрительное любопытство.

Обедали врозь, каждый у себя. Петр велел подать два прибора и сесть Февронии с ним. И замечает. Да ничего особенного, Ласка до сих пор не научился, ест без вилки пальцами, а Феврония ровно бы с детства за княжеским столом обедала. Но, когда оставалось только лоб перекрестить, она поднялась и стала собирать со скатерти крошки. И Петр поднялся и за руку ее, развел ей пальцы.

— Что ж мы, нищие? — сказал он с упреком и, взглянув, отдернул руку: на ее ладони не крошки, дымился ладан.

И вся столовая наполнилась благоуханием, ровно б поп окадил. Или это улыбка ее расцвела цветами, и из глаз, таких напоенных, зрелых, источался аромат.

— Нет, наша доля — мы слишком богатые, — сказала она.

Петр не знал, куда девать глаз от стыда: и как он мог что-то подумать. И с этих пор, что бы ему ни наговаривали на Февронию, его не смущало: вера в человека гасит всякое подозрение легко и открыто, и самое загадочное и непонятное.

Бояре свое думали — каждым годом власть Февронии сказывалась до мелочей, до «хлебных крошек» княжества, негде рук погреть, не люди, рабы. И как устранить Февронию. И бабы бунтуют: первое место бортничиха, и им, природным, кланяться и подчиняться — не желаем. И пилили мужей: глаза-де пялят на Февронию и мирволят.

Осточертенелые бояре ворвались к Петру в кремник.

— Слушай, Петр! Ты наш Змееборец! Рады служить тебе за совесть. Убери княгиню: Февронию не желаем. И мудровать над нашими женами не позволим. Пускай берет себе, что ей любо, казны не пожалеем, и идет куда хочет: в Муроме ей не место.

Петр не крикнул: «Вон!» Он вдруг почувствовал себя таким ничтожным перед навалившейся на него силой и беззащитным и тише, чем обыкновенно, ответил:

— Я не знаю, спросите ее. И как она хочет.

И у бояр кулаки разжались: изволь, хвастать умом, хорош! — сами ж говорили: Петр брат его не Павел [23] из Змееборца хоть веревки вей, и показали как на Павла: решай. Будь Петр один, другое дело, но за такой стеной не устоит и кремник.

Со стыдом разошлись бояре.

«Поговорите с ней!» А ты попробуй, она тебе ответит. Головоломная задача.

А бабы ноют — а это пожечше: по-морде-в-зубы — у каждой одна песня — Февронья. Сами-то сказать ей в лицо не смеют, боятся, ведьма, а ты за них отдувайся — извели. И надумали бояре порешить хитро и разом.

В Городовой избе просторной, как княжеский двор, всем городом устроен был пир. Пригласили князя Петра и Февронию — честь за главным столом первое место.

Ели и пили чинно. А как хмель распустился в свой цвет, спряталась робь, голос окреп, залаяли псами. Друг друга подталкивают. Хороводились.

И прорвало.

— От имени города Мурома, — поднялся бахвал к Февронии, и все поднялись и пошли, как боровы, — исполни, что мы тебя попросим.

И Феврония поднялась, она все поняла, но спокойна.

— Слушаю, — отвечает Феврония, — я рада все исполнить.

— Хотим князя Петра, — отчеканил ободренный согласием Февронии смельчак. — Петр победил Змея, пусть Змееборец правит нами, а тебя наши жены не хотят. Не желают под твоей волей ходить. Возьми себе бобра и золота, сколько хочешь, и иди куда хочешь.

— Хорошо, я исполню ваше желание и жен ваших, я уйду. Но и вы исполните, чего я попрошу у вас.

— Даем тебе слово без перекора, все исполним! — загалдели враз.

— Ничего мне не надо, никакой вашей казны. Об одном прошу, дайте мне князя Петра.

Переглянулись.

И в один зык подвздохом:

— Бери.

У каждого прошло: «Поставят нового князя, и таким князем буду я».

Петр поднялся:

— В законе сказано: кто отпустит жену, не уличив в прелюбодействе, а сам возьмет другую, прелюбодействует. Мне с Февро-нией с чего расставаться!