Может, то, что он встретил меня в клубе? Хотя приставания начались раньше. Что это за зацикленность на мне такая? Приятная, безусловно, но такая раздражающая! Он ведёт себя нерационально и неподобающе учителю! Это бесит.

Хотя я в какой-то степени завидую ему. Ведь у меня никогда не хватит смелости вот так вот вольно вести себя на людях. Меня с детства учили быть гордостью семьи Громовых. Всегда сами подбирали круг общения, в который я полностью не вписывалась, ведь тем девушкам в их четырнадцать были важны только новые шмотки, и услышать от них что-то кроме: “О, Боже, он посмотрел на меня, значит, он хочет меня!” — было просто манной небесной, потому что помимо шмоток актуальной темой были и парни. Все эти выдуманные истории были полным бредом и фарсом, а бредом они были, потому что кто поведется на четырнадцатилетку, которая ещё даже не вошла в период полового созревания, и вместо груди у неё два маленьких прыщика? Вот и я тоже думаю, что никто, поэтому в том обществе я не прижилась.

Единственной девушкой из “богатеньких”, с кем мне действительно приятно общаться, была Романова Ярослава, а где была Яра, всегда был и Ростислав — её брат-близнец. Вот с ними было действительно весело. Они были на четыре года меня старше, но, тем не менее, принимали меня к себе, и с ними всегда было весело. Семейство Романовых было приглашено на один из званых ужинов, которые устраивала моя мачеха. Дядя Сеня и мой отец были друзьями детства и, чтобы не рассориться в будущем, пошли в разные сферы бизнеса, чтобы в будущем не стать конкурентами. Чем занимается Романов, я не знаю, а вот мой отец владеет сетью дорогущих французских ресторанов, в которых среднестатистический человек не может позволить себе и посуду.

Но я ушла от темы зависти учителю. Пустота — моя единственная свобода. Единственная моя вольность, которую я бы не променяла ни на что!

А учитель… Ну, он приложение к этой “опасности” с побегами на работу. Зато теперь я не так завишу от отца, хотя его золотая карта до сих под лежит в моем кошельке.

Губы до сих пор горели от грубых и жадных поцелуев, но я не могу объективно судить о том, каким был этот поцелуй, потому что это, по сути, вообще мой второй поцелуй в жизни. Но, безусловно, было бешено приятно ощутить такую притягательную теплоту его губ.

В голове такая каша… А внутри всё сжимается, стоит вспомнить мне о событии, что произошло за углом клуба.

Только мне почему-то кажется, что ни к чему хорошему это не приведет.

Этот человек вызывает жуткий диссонанс в моей голове: такие жутко холодные глаза и такие ужасно горячие губы.

И мне почему-то кажется, что он был разочарован моим поведением после этого довольно-таки забавного инцидента. Учитель определенно ждал другой реакции с моей стороны, но какой?..

Зазвеневший в половину восьмого будильник заставил меня от неожиданности подпрыгнуть на стуле, отчего ровная линия, которую я вела черной ручкой, съехала в бок, и её пришлось замазывать корректором.

Пока белая жидкость, скрывающая мои ошибки, сохла, я успела сбегать в душ, вымыть косы, — в заплетенном состоянии их стало гораздо труднее мыть, — и накрасить ресницы. Уже в комнате мелкими перебежками наспех оделась и ещё влажные волосы заплела в легкие две косы, которые озорно свисали по плечам. Вот это я понимаю — засиделась! Я, блин, уже неделю нормально не спала! Но жаловаться не буду — мне всё нравится.

Спустившись по лестнице и почти сбив с ног сонную Любу, я забрала из кухни кружку-термос с моим сладким кофейком и вафли для Милы, которая вчера не была в школе, что очень странно, потому что если она и пропускала школу, то на это всегда была причина, о которой она мне сообщала заранее.

Я безбожно опаздывала на первый урок, который, как ужасная насмешка судьбы, был именно русским. Но опаздывала не одна я.

Уже когда я зажала в ладошке гладкую белую дверную ручку, меня за плечо дернули назад.

— Бятка, вот ты где! — Меня очень нагло развернули и заставили сесть на подоконник.

— Колчанский, ё-мое, ты меня до инфаркта довести хочешь? — В каждой школе есть свой красавчик, по которому сохнет вся женская половина, включая некоторых особо озабоченных учителей, и именно таким “идолом” являлся Павел Колчанский, характер которого вовсе не подходил под тот образ, который ему вынужденно присвоили девушки. Он был улыбчивым и очень добрым молодым человеком, который всегда мог прийти на помощь и никогда не гнушался попросить помощи в ответ. Собственно, именно эта черта мне в нем и нравилась. Но помимо всех плюсов Паша был представителем хип-хоп культуры, только он не танцевал, а пел. Ой, простите, читал, ибо рэп же читают. — Чего надо?

— Бяточка, Бятусик, Бятунечка… - начал канючить он.

— Колчанский, не продолжай! Я даже побаиваюсь, насколько ты можешь исковеркать мое имя в дальнейшем, — я нахмурила брови и сложила руки на груди. — Ближе к делу!

— Бяточка, у меня тут припева на третьем куплете нет. Спасай! Ты такой охуенский текст заебенила мне в том году! Все ходили, завидовали и спрашивали, откуда такой заебенский припев, а я никому-никому не сказал! Ну Бятк! — Он встал на колени передо мной, так что теперь я смотрела на него сверху вниз. Еще чуть-чуть, и он расплачется просто. Вот это я понимаю преданность своему делу!

— Паш, ну ё-мое, не до этого…

— Бяточка, милая, с меня шоколадочка. Прям как ты любишь! — Я демонстративно приподняла бровь, показывая, что за одну шоколадку я не продамся. — Две шоколадочки. — Бровь дернулась, намекая ему поднять цену. — Три шоколадочки, маленькая шантажистка! — выдохнул он.

— Продано! — торжественно объявила я, соскальзывая с подоконника. — Минус мне и текст куплета, под который нужен припев.

Мне тут же протянули листок с текстом и сказали, что минус он мне уже скинул в Вк, а шоколадки пообещал завтра.