— Не моё дело, — откликнулась я, не отрываясь от возобновленной игры.

— Тебе что, действительно всё равно? — удивленно спросил он, укладывая руку мне на макушку и зарываясь в волосы.

— Нет, просто я знаю, что такое толерантность и чувство такта! — его рука была скинута с моей головы одним махом, потому что все это было слишком лично, близко и… правильно.

Он больше не вызывал у меня чувства отторжения или страха. Не было этих эмоций, которые помогали мне контролировать себя и держаться от него подальше. Сейчас же их нет, поэтому мне, золотой медалистке и примерной девочке, очень хотелось запрыгнуть к нему на колени, обнять его бока бедрами и целовать, целовать, целовать… А может, и чего-то большего. Чего-то неопределенного, но очень нужного. И я догадываюсь, чего конкретно, и эта догадка меня до ужаса пугает и заводит одновременно. Она заставляет кровь бежать быстрее, щёки краснеть, а бедра плотнее сжиматься, чтобы хоть чуть-чуть унять эту дрожь и вибрацию внизу. Именно это я испытывала при виде учителя.

То, что, по идее, правильная девочка не должна испытывать при виде плохого мальчика. Но я ведь неправильная, да? Значит, мне можно это испытывать и потакать мелким желаниям.

Если нельзя, но очень хочется, то можно, так ведь?

И именно по этим необъяснимым причинам, которые объясняли всё, я сейчас сидела на его коленях и целовала.

Сидела так, как я и хотела: обнимая его бока бедрами и плотно прижимаясь к нему, чувствуя через тонкие домашние лосины возбуждение мужчины. И мне нравилось так действовать на него. Нравилось это эфемерное чувство превосходства. А его руки тем временем сжимали ягодицы до синяков, которые там непременно останутся после сегодняшней встречи. И мне это нравилось.

— Беатриса! — громкий стук в дверь, и я как ошпаренная отлетела от возмущенного таким поведением мужчины, спрыгнула на пол, кинула ему геймпад и сняла с паузы игру. — Ты не видела… О, Александр Андреевич, вот вы где! А мы вас потеряли! — прощебетала Инесса, открывая дверь шире и впуская на мою территорию инфузорию.

— Простите, — обворожительно улыбнулся учитель, поворачиваясь к ним, — ошибся дверью и случайно заглянул сюда, а потом просто не смог оторваться от игры. — И весело и беззаботно хохотнул. Да, актёр из него великолепный, почему же не театралка, а пед? С такими способностями по нему большая сцена плачет — настолько правдоподобно он сыграл смущение.

— Ничего страшного, Александр Андреевич, — женщина кокетливо отбросила волосы назад и приглашающе махнула рукой, зазывая его прочь из комнаты. — А ты дальше делай уроки! — и дверь с грохотом захлопнулась за спиной учителя.

Ну а я со спокойной душой и дрожью во всем теле продолжила почитывать общество, но меня, как всегда, отвлекло громкое «Беатриса!»

Ну что им, блин, опять надо? Почему именно тогда, когда я пытаюсь подготовиться к экзаменам, а? Почему Любу они не трогают, а меня постоянно стремятся сдернуть с места?

— Что? — холодно и с хорошо скрытым раздражением спросила я, проходя в гостиную, где перед огромным камином, на не менее огромном диване, сидело всё семейство, включая учителя, которого почему-то никто не спешил выпроваживать.

— Беатриса, — властно начал отец, заставив сойти на нет все моё раздражение, и как всегда не вовремя во мне проснулся страх перед собственным отцом. — Ты же всегда участвуешь в каких-то конкурсах чтецов, но я ни разу не слышал, чтобы ты вслух что-то рассказывала. Порадуй нас и нашего гостя.

И вот что мне делать в такой ситуации? Конечно, идти в столовую за табуреткой, что же ещё?!

Всё-таки досталось мне что-то от мамы, именно поэтому я сейчас с таким спокойным лицом залезла на табуретку, будто на сцену взошла. И нет в этом ничего такого. Всего лишь табуретка высотой в полметра, от которой у меня уже кружится голова, но я не могу показать свою слабость перед всеми ними!

Эх, жаль, что нет музыкального сопровождения, так бы эпичнее вышло, но, несмотря на все неурядицы, я гордо выпрямила спину и принялась красиво, с чувством и выражением зачитывать мое любимое стихотворение Бродского:

— Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно всё, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся.

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.

Потому что пространство сделано из коридора

И кончается счётчиком. А если войдет живая

Милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.

Что интересней на свете стены и стула?

Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

Таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову

В пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.

В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.

Ты написал много букв; ещё одна будет лишней.

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната

Догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито

Эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.

Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.