Шрифт:
то на пути возврата
Каллипсо возвела гарем
и остров для разврата.
Вот и бродяга Одиссей
с оравою воров.
Он зол, как тысяча чертей, —
ему не до пиров.
Но вин потоки полились,
жаркого слышен шум.
Друзья до свинства напились
и потеряли ум.
А где-то там, богам молясь
за мужа-остолопа,
напрасно голубей на связь
пускала Пенелопа!
Семь лет, как день, ушли во тьму,
но есть всему предел:
она наскучила ему
и он ей надоел.
Что я забыл здесь, не пойму? —
сказал он раз, вспылив.
Она ответила ему:
— Катись, покамест жив!
Вот остров тает за бортом,
друзья пришли в себя,
а впереди родимый дом,
где, может, ждут тебя…
Хоть соль проела паруса,
пресны матросам дни,
вверх-вниз летят, как на весах,
на все моря одни.
Уж в бочке сыр утратил сорт,
испортилась вода.
Вдруг снова остров, что за черт?
–
виднеются стада.
Болит от голода живот,
а там - барашки с ферм.
Но кто бы знал, что там живёт
приятель Полифем?
Ну, только мяса нажрались,
циклоп матроса - хап!
Когда бы не попутный бриз,
не вырвались б из лап.
Казалось, свыше решено
проплавать путь земной,
сирены звали их на дно,
бил с неба град стальной.
Вот с мачты крикнули: "Земля!",
Вот киль рассёк песок.
Итака! Днище корабля
легло бортом на бок.
И некуда теперь спешить,
и виден дом с холма.
Теперь бы только жить да жить,
и не сходить с ума.
Шагает к дому Одиссей,
отвыкший от семьи,
чтоб у жены спросить своей:
– Где голуби твои?
1986
ДОСТОЕВСКИЙ
О Достоевском:
Многих писателей, по прошествии времени, можно воспринимать лишь в историческом контексте, какими бы оригинальными и передовыми они ни были для современников. Истинные таланты становятся классиками, простые труженики пера забываются, обернувшись персонажами уходящего бытия. И лишь немногие способны встряхнуть, взять за душу через столетия, заставить верить и сопереживать искушённого читателя. Среди этих бессмертных имён — писатель, философ и пророк XIX века Фёдор Михайлович Достоевский.
Раскройте его на любой странице, и жизнь запульсирует сквозь выцветшие строчки, ошеломляя напряжённостью нерва, точностью описания человеческих переживаний. Ничто не изменилось в восприятии мира, разве лишь поблекла словесная палитра нынешнего прагматичного века и многие слова из прошлого видятся теперь, как счастливые находки утраченного…
Глава первая
Отец… Приют на Божедомке...
Пустырь, заросший сорняком...
Поводыри, слепцы, котомки,
рука с зажатым пятаком...
Здесь всё запомнилось, и будет
сынишкой желчного врача
рассказано живущим людям,
без лжи и шёпота, — с плеча!
Рассказчик мал: ему лет восемь.
Но разве мало восемь лет,
когда о том, что не выносят,
он знает не один сюжет?
О чём не ведают в салонах
и даже слышать не хотят,
там, где голубят пустозвонов,
вдруг загудит его набат.
Он станет притчей во языцах,
его услышат тьма и свет,
и он иуд увидет в лицах,
но это будет в двадцать лет.
А нынче голос хриплый, резкий,
опять клянёт его с крыльца,
и мальчик, Федька Достоевский,
бежит за флигель от отца.
Глава вторая
Карьера канцелярской крысы —