Шрифт:
А я, утолив свою жажду вином,
Сказал, что и я был однажды слоном
И пеплом, бушуя, посыпал главу…
Так
Топчем траву
И срываем листву
И тех, кто ждет радуг,
Купаем в пыли,
Нарушив порядок
Небес
И земли.
1946
"Уйдя, Вы дверью хлопнули…"{75}
Уйдя,
Вы дверью хлопнули;
Войдя, чтоб вновь начать,
Ногою об пол топнули…
Я буду всё прощать.
Вы будете кричать,
Браниться, волноваться,
Рычать, сопротивляться.
Я буду всё прощать.
Вас будет возмущать,
Бесить мое уменье
Прощать. Но тем не мене
Я буду всё прощать.
И это ощущать
Вам будет всё труднее.
Я буду всё прощать —
Я вас в сто крат сильнее!
1946
Гномы{76}
Нас ссорят гномы.
Много ли гномов?
Гномов великое множество.
Тут и там есть свой гном, но неведомый нам,
И, зная их качественное ничтожество,
Мы гномов не знаем по именам.
В самом деле —
Ссорили нас великаны?
Нет!
Исполины не ссорили нас?
Нет!
Разве могли бы гиганты забраться
В тарелки, графины, стаканы
И причинить нам хотя бы микроскопический вред?
Нет!
Это бред!
Лишь одни только гномы за нами гоняются вслед.
1946
Мороз{77}
Мороз был — сорок! Город был как ночью.
Из недр метро, как будто из вулканов,
Людских дыханий вырывались клочья
И исчезали, ввысь бесследно канув.
И всё ж на стужу было непохоже:
Никто ничто не проклинал сквозь зубы,
Ни у кого озноб не шел по коже.
Сквозь снежный блеск, бушуя, плыли шубы.
Куда? Конечно, в звонкое от зноя,
Давно уже родившееся где-то
Пшеничное, ржаное и льняное,
Как белый хлопок взрывчатое лето.
Казалось, это видят даже дети:
С серпом, силком и рыболовной сетью
То лето, величайшее на свете,
В цветы одето посреди столетья!
То лето — как великая победа,
И суховеи отошли в преданья,
И пьют росу из тракторного следа
Какие-то крылатые созданья.
И неохота ни большим, ни малым
Пренебрегать цветами полевыми,
И зной дневной скреплен закатом алым
С теплейшими ночами грозовыми.
Ведь нет сильнее этого желанья,
Мечта такая — сколько красоты в ней,
Что зимние студеные дыханья
Вернутся в мир в обличье чистых ливней!
Вот что хотелось увидать воочью,