Ленни с ворчанием вернулся к своему месту на бочонке с гвоздями.

— Никто не должен говорить, что Джорджа поранят, — не успокаивался он.

Крючок мягко произнёс:

— Может, ты по–другому поймёшь… Вот смотри: у тебя есть Джордж, так? Ты знаешь, что он вернётся, так? А предположим, у тебя никого нет. Предположим, ты не можешь запросто пойти в барак и сгонять партейку в рамми [7] , потому что ты чёрный. Как бы тебе это понравилось? Предположим, тебе остаётся только сидеть да читать книжки. Ну да, ты можешь пойти поиграть в подкову до темноты, но потом тебе остаётся только книжки читать. А что такое книжки? Человеку нужен кто–нибудь рядом. — Крючок шмыгнул носом. — У человека крыша едет, коли у него никого нет. Без разницы кто — лишь бы был рядом. Я тебе говорю, — воскликнул он, — я тебе говорю, если человек постоянно будет один, у него крыша съедет.

— Джордж вернётся, — убеждал Ленни самого себя, но в голосе его сквозил испуг. — Может, он уже вернулся. Может, мне надо пойти посмотреть?

Крючок сказал:

— Я не хотел тебя испугать, парень. Конечно, он вернётся. Я говорил о себе. Сидишь тут вечером один — ну, почитаешь книгу, или подумаешь чего–нибудь, или ещё чего. Иногда думаешь чего–нибудь, и некого спросить, правильно думаешь, или нет. Или видишь чего, и не знаешь, есть оно или нет на самом деле. И спросить некого, видит ли он то же самое. И рассказать некому. И не с чем сравнить. Я тут видал один раз такое!.. Нет, я не пьяный был. Может, спал, не знаю. А если бы кто был рядом, он бы сказал мне, спал я или нет, и тогда всё было бы ясно. А так я просто не знаю.

Крючок посмотрел через комнату, в сторону окна. Ленни с несчастным видом произнёс:

— Джордж меня не бросит. Я знаю, он никогда этого не сделает.

Конюх продолжал мечтательно:

— Помню, когда был пацаном, мой старик держал куриную ферму. Два брата у меня было. Они всегда были рядом, всегда. Мы и спали в одной комнате, втроём на одной кровати. Были у нас и грядки с клубникой, и участок, где росла люцерна. Бывало утром, чуть свет, загоним кур в люцерну, братовья усядутся на заборе и присматривают за ними. А куры белые были, что молоко.

Ленни с возрастающим интересом прислушивался к словам Крючка. Он сказал:

— Джордж говорит, у нас будет люцерна для кроликов.

— Каких кроликов?

— У нас будут кролики, и ягоды в огороде.

— Ты спятил.

— Да, будут. Можешь спросить у Джорджа.

— Ты спятил, — усмехнулся Крючок. — Я видел сотни людей, которые приходили по дороге на ранчо с пожитками за спиной и с такой же хренью, как у вас, в головах. Сотни, ага. Они приходят, а потом идут дальше и у каждого из них клочок земли в голове. И никогда, чёрт возьми, ни один из них ничего не получил. Каждый хочет маленький клочок земли. Я здесь уйму книг прочитал. Это как с небесами: никто никогда не попадёт на небеса, и никто не получит никакой, блин, земли. Всё это есть только в голове. Они всё время об этом толкуют, но это только у них в голове. — Он помолчал, глядя на открытую дверь, потому что лошади беспокойно зашевелились, звякнули цепочки. Одна лошадь тихонько заржала. — Похоже, там кто–то есть, — насторожился Крючок. — Может, это Ловкач. Он иногда приходит два–три раза за ночь. Ловкач — настоящий погонщик, уж он о своих лошадках заботится как надо. — Конюх с трудом поднялся и заковылял к двери. — Это ты, Ловкач? — позвал он.

Ему ответил голос Липкого:

— Ловкач в городе. А ты не видал Ленни?

— Это такой здоровенный парняга?

— Ну да. Видал его где–нибудь?

— Он здесь, — бросил Крючок, возвращаясь и с кряхтением укладываясь на лежак.

Липкий явился в дверях, почёсывая культю, и подслеповато заглянул в комнату. Он не делал попыток войти.

— Я тебе так скажу, Ленни, я тут пораскинул насчёт кроликов… — обратился он к здоровяку.

Крючок раздражённо перебил:

— Ты можешь войти, коли хочешь.

Липкий выглядел сконфуженным.

— Могу, конечно. Ну, если ты не против.

— Да заходи уже. Если любой другой может войти, то чем ты хуже, — Крючку кое–как удавалось скрывать за ворчанием удовольствие — нынче одиночество ему не грозило. Липкий вошёл, но всё ещё был смущён.

— А у тебя здесь ничего так, уютно, — обратился он к Крючку. — Должно быть, приятно иметь комнату, где всё сделано по–твоему.

— Ещё бы! — отозвался Крючок. — И кучу навоза под окном. Конечно, это обалдеть как здорово.

Липкий прислонился к стене возле сломанного хомута и снова почесал культю.

— Я здесь уже долго, — пояснил он, обращаясь к Ленни. — И Крючок здесь долго. Но я первый раз в его комнате.

Крючок хмуро произнёс:

— Люди не шибко–то ходят по комнатам цветных. Здесь никто не бывает, кроме Ловкача. Ловкача и хозяина.

Липкий поторопился сменить тему разговора:

— Ловкач лучший погонщик, каких я видал, — сказал он.

Ленни потянул старика–уборщика за рукав, напомнил:

— Насчёт кроликов.

Липкий улыбнулся:

— Ага, я тут прикинул, мы можем поднять немного деньжат на кроликах, если правильно взяться за дело.

— Но я буду ухаживать за ними, — вставил Ленни. — Джордж говорит, я буду ухаживать за ними. Он обещал.

Крючок грубо вмешался:

— Вы, парни, дурачите сами себя. Знаю я, как оно будет: вы станете чертовски много болтать об этом, но земли вам не видать. Ты так и останешься тут уборщиком, пока тебя в ящик не положат, Липкий. Чёрт, я повидал дохрена парней — кому и знать, как не мне. Ленни снова окажется на большой дороге недели через две–три. А так–то — да, каждый только и мечтает, что о клочке земли. Ну, мечтать никому не заказано.