– Ты не мог его поймать? – спросила Ви.

Хадсон рассмеялся.

– Убить своего питомца?

Ви хлопнула рукой по дивану.

– Почему я никогда не слышала об этом?!

Дин вздохнул.

– Детка, это было еще до твоего рождения.

– У Ноа клевая собака, – сказала Корин, и я начала ее немного ненавидеть.

– Спасибо, – сказал Ноа и положил ладонь на мое колено. – У Эйприл была клевая кошка.

– Была? – спросил Хадсон. – Это как-то… грустно.

– О, Либби не умерла, – положив свою ладонь поверх ладони Ноа, быстро сказала я. – Когда мама уезжала в Париж, она не смогла взять ее с собой из-за каких-то проблем на таможне. А мачеха не любит кошек, так что… нам пришлось отдать ее.

– И все равно грустно, – сказал Хадсон.

Я взглянула на него. Он смотрел прямо на меня. Эти глаза… Вау.

– Так и есть, – ответила я, гадая, что именно он имел в виду – то, что у меня забрали кошку, или то, что мама переехала в Париж.

Ноа развернул свою руку так, чтобы наши пальцы соприкасались. От вина моя ладонь была липкой.

Дин вновь поднял бокал.

– Так и быть, буду следовать правилам этого дома. Я никогда не встречался ни с кем, кто находится в этой комнате. – Он придвинулся ближе к Мариссе. – Но, может быть, чуть позже я еще выпью за это?

Все засмеялись, включая Мариссу. В любом случае, она была слишком сильно увлечена Аароном, чтобы воспринимать Дина всерьез.

Ноа выпил. Я выпила.

Корин выпила. И улыбнулась.

Ноа слегка покраснел.

Это случилось летом после девятого класса, когда я отправилась с мамой во Францию. Они переезжали. Я ехала погостить.

Перед моим отъездом у нас с Ноа состоялся «разговор». Мы не расставались, но сошлись на том, что если летом что-то случится, это не станет трагедией. Тогда это так казалось логичным. По крайней мере, мне. Мы с Ноа встречались меньше восьми месяцев, я на целых два месяца собиралась в Европу и решила, что там наверняка найдутся симпатичные европейские мальчишки, с которыми можно будет пофлиртовать. Мне хотелось приключений. Нам было всего пятнадцать лет, и казалось глупым оставаться в официальных отношениях на все лето. Мы бы только обижались друг на друга и все такое.

Конечно же, когда я оговаривала возможность встречаться с другими, то представляла, что делать это буду именно я. Не он. И уж точно не с кем-то из нашей школы.

Не думала, что буду скучать по нему так сильно, как потом скучала.

Я думала: Франция! Романы! Шоколад! Французские мальчики будут целовать меня на Эйфелевой башне! Я не ожидала, что почувствую себя не в своей тарелке. Не думала, что языковой барьер станет серьезным препятствием. Не могла представить, что мать и брат с таким рвением займутся обустройством новой жизни, что у них не останется времени на меня. Не ожидала, что наши с Ноа электронные письма и телефонные звонки окажутся жизненно важными. Мы разговаривали каждый вечер, и я решила, что он, ожидая моего возращения, чувствовал себя таким же одиноким. Я всегда звонила ему перед тем, как лечь спать – в Уэстпорте в это время было около пяти вечера. И ни разу он не сказал: «О, кстати, никогда не догадаешься, где только что побывал мой язык! Во рту Корин!» Мы спланировали наш вечер в день моего возвращения.

Пока меня не было, Пенни распаковала все мои вещи, перевезенные из маминого дома: одежду, книги, керамическую подставку для ручек… Все было аккуратно разложено по различным предметам мебели, принадлежавшим папе и Пенни. Я сидела на кровати с балдахином, которую выбрала для меня Пенни, когда они с папой только въехали, и оглядывала комнату, чувствуя себя одновременно скованно и комфортно. А потом бросилась в душ, чтобы подготовиться.

Когда Ноа остановил свой велосипед на нашей подъездной дорожке, я выбежала на улицу и поцеловала его еще до того, как он слез с него.

Мы встретились с нашими друзьями на пляже Компо-Бич. Корин тоже была там. Я ничего не замечала. Была приветливой и милой, но внутренне ликовала: ведь я только что вернулась из умопомрачительного путешествия во Францию, а они… А что они делали все лето? Зависали в торговом центре? Очень оригинально. Я встряхивала по-французски уложенными волосами, а моя сияющая кожа говорила сама за себя. С романом на каникулах не задалось, зато я вернулась из Франции горячей красоткой. Пока мама и брат обустраивались, я загорала на заднем дворе или гуляла. Кожа приобрела ровный загар, у меня была классная стрижка, и, несмотря на съеденные килограммы французского хлеба и сыра бри, моя фигура осталась стройной. Чтоб вы знали, француженки не толстеют.

Я, словно идиотка, разгуливала по Компо-Бич.

Наверное, именно так Корин и думала – что я была наивной идиоткой. Она облизывала губы, теребила волосы, а я невольно терялась в догадках, к чему бы это.

– Я ни с кем не встречалась во Франции. Просто хочу, чтобы ты знал, – сказала я Ноа позже, когда мы стояли на крыльце моего дома.

Я ждала, что он скажет: «Я тоже ни с кем не встречался – ведь я безумно тебя люблю!» Хватило бы даже простого «Я тоже».

Но вместо этого он покраснел и принялся разглядывать свои кроссовки, а затем начал нервно перебирать пальцами. И тут я поняла. И догадалась, с кем. То, что он ничего мне не сказал и позволил пойти на встречу с друзьями абсолютно ни о чем не догадывающейся, взбесило меня даже больше, чем сам факт измены.

Надо же! Он молчал, когда я спрашивала Корин, как она провела лето! Которое, кстати, у нее выдалось просто потрясающим. Она встречалась с моим парнем!

Пока Ноа рассказывал мне все, по моим щекам струились слезы.

– Ты заставляешь меня плакать, – произнес он с мокрыми глазами.

– Вот и хорошо!

– Прости, – сказал он. – Я урод! Просто я решил, что ты будешь встречаться с этими французскими кретинами… а тут Корин. Черт. Мне жаль.

– Правда? – спросила я. У меня было такое ощущение, словно полюса поменялись местами. Словно все, во что я верила, перевернулось с ног на голову. И это происходило уже не в первый раз. – Ты бы рассказал сам, если бы я не спросила?