Шрифт:
Всплеск воды. Ксения вздрогнула. Из развалин выскочил, на ходу накидывая капюшон на голову, сутулый невысокий человек в плаще и бросился к ней. Женщина ещё крепче вцепилась в обе руки раненого, предполагая, что Сутулый собирается отодрать её от раненого, чтобы спасти от Палача. Но Сутулый, жёстко отодвинув её, сам схватился за запястья раненого и рывками потащил его в укрытие.
А Ксения обернулась и чуть истерически не засмеялась от ужаса и глупости ситуации: ещё один жив! Только не хрипит, а перевернулся набок, словно чтобы видеть живых, хоть глаза и закрыты, и пальцы в толстой рукавице просто ужасающе шевелятся в натёкшей рядом луже, кипящей пузырями. Она бросилась к нему, мельком отметила, что бок о бок с ним лежит женщина. Уже то ли привыкшая, то ли приспособившаяся к ситуации, когда ужас нарастает неумолимым шквалом, Ксения отчётливо увидела не её странные одежды - это осталось лишь в подсознании, что и вспомнит позже. Нет, сразу она увидела только одно - откинутую голову и стрелу в горле, залитом багровой кровью.
Но некогда, некогда ужасаться! Соберись!..
Попытавшись поднять второго раненого под мышки, Ксения раздражённо стиснула зубы: слишком хорошо о себе, слабачке, думала! Этот тяжелей первого! Да и подмышки соскальзывали: ухватиться не за что - на нём, кажется, железные доспехи. Тогда она сжала кулачки на его странных плечевых доспехах, всунув пальцы в какие-то скобы, и опять волоком, пятясь сама, потащила его к плитам. Рывок назад - взгляд на дождевую завесу, не идёт ли Палач. Рывок назад - взгляд назад же, далеко ли ещё до Сутулого? Тот перетаскивал первого - и тоже рывками. И тоже поглядывал в сторону, где серый ливень пока скрывал идущего сюда Палача. Но до междуплитья Сутулому ближе.
А крики вокруг не прекращались. Правда, сейчас они обретали единую окраску - победного и презрительного звука. Слабые в грохоте ливня, изредка умоляющие крики пропадали один за другим... Меньше стало шлёпанья и глухих ударов.
Снова подскочил Сутулый, и они уже вместе дотащили второго к плитам, а потом перевалили его через плиту-порог в сухое темноватое помещение. Едва сапоги с точками гвоздей на подошвах мелькнули в темноту укрытия, как Ксения впала в самое настоящее оцепенение: в эту тьму она не могла себя заставить войти!
Чуть не пинками Сутулый, сбросивший капюшон и открывший довольно морщинистое лицо, облепленное мокрыми седыми прядями, а также болезненными тычками заставил и её, неожиданно застывшую на месте, перебраться в щель между плитами. После чего Ксения, абсолютно спокойная, выпрямилась и взглянула на приближающуюся громадину Палача, ничего не соображая, но цепляясь за уверенность, что всё это - дикая шутка. Или сон. Правда, в остолбенении долго пребывать не дали. Старик, Сутулый, нетерпеливо оттеснил её от щели убежища и, встав лицом к выходу, резко воздел руки, что-то грозно бормоча.
Появившийся из серой стены ливня, двигавшийся неумолимой машиной смерти Палач внезапно застыл на месте. Громадный меч он держал кончиком к земле. Чистый - машинально отметила Ксения. Дождь отмыл.
Громадина постоял, постоял, а потом невероятно медленно развернулся и грузно зашагал куда-то в сторону.
Сутулый опустил руки. Вслед Палачу он смотрел с таким неверием, что женщина, заглянув ему в лицо, чуть судорожно не засмеялась.
И быстро озлилась. Если такой сильный, что ж раньше этого не сделал?!
Долго злиться не получилось: старик пошатнулся, закатил глаза - и только Ксения удержала его на ногах, испуганно толкнув к стене, к которой он и прислонился спиной, закрыв глаза. "Та-ак, - зябко ёжась, решила Ксения, обеими руками прижимая почти безвольное тело Сутулого к стене.
– Сил-то у него маловато..."
Но пришёл в себя старик быстро - и минуты так не простоял. Тяжело дыша, он схватил женщину за руку и показал на раненых. И подошёл к ним сам. Что-то выговорил, глядя на Ксению. Та откликнулась лишь приподнятыми бровями. Старик ткнул пальцем в ближайшего раненого - того, молчаливого, и, нагнувшись к нему, с трудом подёргал на его груди мокрую шнуровку. Снова оглянулся на Ксению и отошёл к хрипящему - снимать с него в первую очередь шлем.
Присев на корточки, Ксения принялась развязывать шнуровку на "своём" раненом дальше. Было неудобно, промокший шнур выскальзывал из пальцев и плохо вылезал из крепких узлов. Но, поглядывая на старика, она почувствовала к нему благодарность: он ножом разрезал на своём Хрипящем ту же шнуровку, быстро снял с него доспех. Перед показавшейся серой тканью, видимо, рубахи Сутулый посидел немного, а потом решительно разрезал её и раскрыл края. Теперь Ксения возблагодарила судьбу за то, что в укрытии было темновато. Чёрное под серой рубахой она разглядела - и, кажется, это была кровь. Отвернулась и снова вцепилась в узлы шнуровки Молчаливого.
Только освободила раненого от доспеха, с трудом сообразив, где у него в одеянии что и к чему, только сняла с него шлем, обнажив, кажется, черноволосую голову с лицом, измазанным кровью, как тот, не открывая глаз, выдохнул с отчётливым облегчением. Ксения взглянула на старика. Тот откликнулся на её взгляд, прислушался к дыханию "её" лежащего и кивнул, глядя на девушку. Она поняла так: занимайся, мол, и дальше этим.
Вздохнув, Ксения огляделась. Узкий закуток с низким потолком и торчащими отовсюду углами и острыми каменными буграми. Единственный свет - из той щели, в которую они все вчетвером поочерёдно протиснулись. И ничего из предметов, что можно бы подложить под голову раненому, который или очнулся, или вот-вот очнётся. Так чем же заняться?