Шрифт:
– Я знал, что рано или поздно ты найдешь к нам путь, сын мой.
Пастор Хью – высокий, седовласый мужчина с серыми глазами, в которых плавает и застаивается пустота. Я ненавидел его проповеди. Я не считался с его мнением. Мне было спокойно рядом с его дочерью, и это единственное, что нас связывало. Любовь к Библии – одержимость, о которой мне ничего неизвестно. Я уверен, что с помощью религии многих людей просто заставляли делать то, что было выгодно высшим сословиям. И потому меня, да простит Господь, всегда удивляло желание примкнуть к стаду необразованных психов.
Необразованными психами я всех фанатиков называю за глаза.
На данный момент, пастор Хью – союзник, который знает, как избавиться от зверя, и потому я готов терпеть его общество, терпеть звук четок, которые скользят в его пальцах.
– Ты не пьешь чай.
– Я не голоден.
– Мне больно глядеть, каким мучениям ты подвергся. – Мужчина сочувствующе мне в глаза смотрит. Я не покупаюсь на эту жалкую попытку войти в доверие. – Мне жаль.
– Я пришел не за жалостью.
– Тогда зачем ты пришел?
– Отец, – вмешивается Джил и робко поводит плечами, – Мэтту нужна помощь.
– Мне нужна информация, – бесстрастно бросаю я. – Что вы знаете о Монфор, каким образом я могу помочь, что от меня требуется.
– Столько вопросов, мальчик мой. Ты настроен решительно.
Молчу. Просто смотрю на него и не двигаюсь. Я пришел не болтать, и мне наплевать на весь этот фарс, на теплый чай и церковные проповеди про понимание и сочувствие. Так уж случилось, что я больше не обладаю этой маниакальной верой в лучшее. Я изменился, я рад, что я вспомнил, как думать головой, а не непредназначенными для этого органами.
– Как долго ты дружишь с Ариадной Монфор?
– Со дня ее приезда.
Пастор Хью тяжко приподнимается, испустив жалкое кряхтение. На нем сутана, я не видел людей в сутанах. Она идиотская и широкая, будто пижама. Пастор бредет к стене.
– Скажи мне, Мэттью, ты легко сходишься с людьми?
– Не понимаю, к чему этот вопрос.
– Ответь.
– Нет. – С вызовом поднимаю голову. – Нелегко.
– Но что заставило тебя пойти на контакт с Ариадной Монфор?
«Пойти на контакт», вот как это называлось. Я наклоняю в бок голову, не понимая, о чем он говорит, и переплетаю на коленях замерзшие пальцы. Вздор. К чему он клонит?
– Ты никогда не задумывался, что истинный мотив ваших отношений кроется где-то за пределами человеческого понимания? – Пастор переводит на меня блеклый взгляд, а я с недоумением морщусь. – Это одна из ее диавольских способностей – подчинять.
– Хотите сказать, что она заставила меня быть рядом?
– Увы.
– Я бы знал.
– Сомневаюсь, мой мальчик. Очень сильно сомневаюсь.
– Даже если и так, какое это имеет отношение к нашей проблеме?
– Я хочу убедиться.
– В чем именно?
– В том, что ты осознал, что случилось! – Глаза пастора становятся широкими, и он с удивлением осматривает меня, будто видит впервые. – Ты – редкий экземпляр.
– Что? – Горло сдавливает, и я свожу брови. – Что простите?
– С ведьмами никто из смертных не сходился. Они живут отдельно, обособленно. Ты проник так глубоко, как никому из нас не удавалось, ты очутился в сердце Монфор.
Сглатываю. На долю секунды мой разум посещает токсическая мысль, что я предаю Норин, Мэри-Линетт, Джейсона. Что я оказался там, где не должен быть. Но я встряхиваю головой и вновь возвращаюсь к реальности. В отличие от них я понимаю, что есть вещи, в которых необходимо соблюдать ледяной расчет, хладнокровность.
Я готов быть плохим, если это спасет многих людей.
– Мы десятками лет выслеживаем ковены, Мэттью. И уничтожаем их.
– Но сейчас вам нужен я.
– Сейчас мы столкнулись с первоначальным злом. Господь явился мне во сне, он был милостив, показав выход, пролив свет на те вопросы, что смертным постичь не дано.
– И что же это за вопросы?
– Как найти путь к сердцу его. – Задумчиво протягивает мужчина. – Как отчистить от векового бесстыдства наше поколение, мой мальчик.
Я киваю. Вот это чушь. Но мне наплевать. Пусть несет свою ересь, мне важно только получить ответы на интересующие меня вопросы. Я как всегда справлюсь со всем один.
– Много недель назад директор Барнетт вызвал Ариадну к себе в кабинет. – Говорю я и серьезно хмурю лоб. – Он сказал, что знает ее секрет, а она стерла ему память. Заставила его обо всем позабыть. Вы знали об этом?
– Разумеется.
– Но в тот же день, – продолжаю я, кивнув головой, – директор Барнетт и отец Бетти, шериф Пэмроу, поймали ее на парковке и похитили. Барнетт ничего не забыл. Как?