И процедила сквозь зубы:

– Я тебе не младшая сестренка, не mui-mui. Пойми ты это несколько месяцев назад…

Она запнулась, не зная, как именно продолжить. Что было бы? Она встретилась бы в гостинице с Бо, а не с Люком?

– Несколько месяцев назад? – повторил разгневанный Бо. – Астрид, я это понял несколько лет назад. Задолго до тебя. И не говори, что я понятия не имею о твоих переживаниях, потому что я помню день, время и место. Запах секвой, заходящее солнце, превратившее твои волосы в платину, как ты смотрела на меня.

Он опустил голову так, что они оказались нос к носу, и прошептал:

– Я помню все.

Они никогда об этом не говорили, но Астрид знала, какой день он имел ввиду. Глаза защипало от непролитых слез, но она сдержалась и даже не пошевелилась. Просто окунулась в темные омуты его пронзительных глаз и тоже предалась воспоминаниям.

Астрид тогда было шестнадцать, Бо – восемнадцать. Она и до того дня проявляла к нему неравнодушие. Иногда витала в облаках, но испытывала сладкое и легкое чувство, приправленное невинностью и связанное с их долгой дружбой. С того дня все изменилось.

Прошел год со смерти Магнуссонов-старших. Астрид отправилась на могилы и не ожидала, что горе так на нее подействует. Бо терпеливо разговаривал с ней, пока она плакала, а чтобы подбодрить, предложил взять ее с собой на дело. Бо следил за человеком, который в больших количествах производил виски неподалеку от доков Марин-каунти, принадлежавших Магнуссонам. Между их территорией и винокуренным заводом находились леса секвой. Уинтер переживал, что один из водителей его грузовиков продает список клиентов конкуренту.

Обычно Астрид о подобном ничего не говорили. При жизни родителей в доме упоминание о «бутлегерстве» было под запретом. После их смерти, Уинтер рассказал сестре достаточно ради ее безопасности, а Бо поведал кое-что еще, вызвав любопытство. Но в тот день друг впервые дал ей посмотреть на тайную операцию.

Это было большое спонтанное приключение. Астрид надела штаны и удобную обувь, и они отправились в поход по величественному старому лесу, вдыхая чистый аромат. Стоял теплый солнечный день, они нашли место на холме, откуда можно было проследить за винокурней и ее владельцем. Ели бутерброды с сыром и пили «Кока-колу». Бо и Астрид сидели прижавшись друг другу и болтали о своих семьях. Солнце опускалось в Тихий океан. В сумерках Астрид посмотрела на красивое лицо Бо и почувствовала что-то особенное.

Будто до той минуты ее сердце находилось не на месте. А потом органы, мышцы, кости и сухожилия подвинулись, оставляя нужное пространство.

И с тех пор Астрид уже не была прежней.

– Неважно, теперь я взрослая. У меня есть колледж и Лос-Анджелес, независимо от того, нравится тебе это или нет.

– Ты могла бы пойти в здешний колледж.

Она покачала головой.

– Мне надо было понять, сумею ли я жить без присмотра, когда все за мной следят и обращаются как с фарфоровой куклой. Будь жива мама, она бы посоветовала отстаивать свою независимость. Она всегда твердила, что надо «быть смелой».

– Ты – самая смелая девушка, которую я знаю, – сказал Бо.

– Почему же я себя такой не чувствую? – Ее голос сорвался, и Астрид с трудом сглотнула, чтобы выпалить остальное: – Я все испортила в колледже, Бо. Все! Ты даже половины не знаешь. И я… Боже! Я собиралась забыть тебя. Все друзья твердили, что я найду кого-то еще, что в колледже мои чувства изменятся.

После длительного молчания, он спросил:

– И как?

Она не смогла ничего сказать: ответ застрял в горле.

– Я себя тоже уверял, что мы отдалимся друг от друга. Хотел в это верить, потому что не мог надеяться и желать. Чувства меня убивают, Астрид. Я сам не свой с тех пор, как ты уехала, а теперь вернулась…

Они стояли так близко у буфета. Темная столовая с одной стороны, яркая кухня – с другой. А они посередине в сером пространстве. Ни тьма, ни свет, ни друзья, ни любовники, а любая половинчатость никогда стабильностью не отличалась, как и всякие перекрестки. Они оба должны решить идти вперед или оставить все, как было. Астрид переполняли как воспарившая надежда, так и ошеломляющий страх.

– Понятия не имею, что делать, – прошептала она, вцепившись в мраморный стол дрожащими пальцами. – Что нам делать?

Он ответил через несколько секунд, нежно погладив большим пальцем ее щеку, по которой стекала слеза.

– Давай…

От стука Астрид подскочила, а Бо отшатнулся. Они оба посмотрели на светлую кухню, где в ночной рубашке и с распущенными по спине волосами стояла Грета. Она сняла закипевший чайник с конфорки.

Астрид даже не заметила, как он засвистел.

Бо неохотно оставил Астрид и Грету на кухне. Теперь, раз любопытная сплетница проснулась, закончить беседу не удастся. Ну и ладно, он чуть было не зашел слишком далеко. Пожадничал. Не проявил твердости характера. Пульс стучал так, будто Бо бежал по Ломбард-стрит с мешком кирпичей, а голова кружилась от возможностей. Он шел по темному дому, снова и снова слыша ее слова: «Что нам делать?»