— Ну так в чем же дело? — Чеканин снял руку с плеча Карпухина, внимательно посмотрел на него. — А-а, кажется, я начинаю…

— Именно, — кивнул капитан. — В окрестностях архивного комплекса обнаружились подземные коммуникации. А там, как известно, «Недреманные очи» слепы и свистелки немы — Ныева территория.

— Что за коммуникации? — быстро спросил Чеканин.

— Да тут такое… — проворчал Карпухин, вытаскивая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. — Вот, я набросок сделал. Это ксерокс карты района, а пунктиром — подземные сооружения.

Глянув на листок, Чеканин только присвистнул, потом ткнул пальцем:

— Это что?

— Подвалы бывших царских складов. До революции тут размещалась часть продовольственных запасов Российской империи, закрома родины. Муку и зерно в основном хранили. Ну, до войны эти склады целехонькими простояли, а осенью сорок первого немцы их разбомбили. Здания складов двухэтажные были, добротные. Руины потом разобрали на кирпич. Остались только обширные подвалы, ныне заброшенные. Это вон там, на северо-запад от города.

— А это что за синий отросток?

— От подвалов к железнодорожной станции, к старому пакгаузу, ведет подземный тоннель, широкий, две телеги могут разъехаться. Вот я его тут и изобразил. По прямой от пакгауза до архива три с небольшим километра будет. Но главное не это…

— Вижу, вижу, — кивнул Чеканин, разглядывая чертеж. — Деревня Разлогово… Разлогово… Погоди, так тут пещеры какие-то, каменоломни?

— Именно, Терентий Северьянович. Обширная катакомбная система, полностью не изученная. Но местный краевед, старичок тут есть такой, немного умалишенный, показал мне ход, пробитый, видимо, в девятнадцатом веке. Он ведет из катакомб в складские подвалы. Ход был сделан скорее всего с целью хищения продуктов питания.

Чеканин улыбнулся в усы — капитан явно вошел в роль доморощенного пинкертона, стремящегося удивить заезжее начальство.

— Это еще не все, — продолжил Карпухин. — Под монастырем также имеются подземные ходы и тоннели, вот, я их красным отметил. И они тоже связаны с катакомбами. И наконец, обрпункт-14… Э-э-э, вот, вот здесь, видите? Это оборонительное сооружение времен Великой Отечественной войны. Что-то вроде трехэтажной бетонной крепости, зарытой под землю, дот-миллионник [14] а-ля рюс. Имеются два эвакуационных тоннеля. Один выводил в катакомбы, второй — к реке. Объект законсервирован еще в пятидесятые. Стеклов с филимоновскими ребятами полазили, проверили. Последние тридцать лет там не ступала нога человека. Мы на всякий случай установили датчики, но этот обрпункт-14, как мне думается, — самый безопасный из здешних сюрпризов. А вот касательно остального… По официальной информации, и в Разлогинские катакомбы, и в складские подвалы проникнуть нельзя — все входы-выходы надежно замурованы. На деле же, вы сами понимаете…

— Понимаю, понимаю… Капитан, а скажи, пожалуйста, это что за квадратики у тебя на плане?

— Деревня Разлогово. Фактически зимой там живут всего несколько человек, а летом приезжают дачники из Москвы.

— Понятно. А это?

— А это самое интересное, товарищ полковник. Коттеджный поселок «Кошкин дом», принадлежит все тому же Канаеву. И совсем рядом, за лесом, — склады холдинга. Хочу обратить ваше внимание — поселок хорошо охраняется, везде камеры, внутри сидят чоповцы с лицензией на огнестрел.

Нахмурившись, Чеканин посмотрел на подчиненного:

— Это что ж получается, а? У нас архив в кольце неподконтрольных объектов и фактически из любого можно дорыться до «спецблока 500»? М-да, Карпухин, порадовал ты, нечего сказать… Ну что, пошли в штаб, соберем людей. Будем мозговать.

Всю ночь пробирались ватажники пустырями да гнилоземьем через огромный город. Грязнюха, слепившаяся из дорожной слякоти то ли ящерка, то ли змейка, юлила впереди, выбирая места потише да поглуше. Черная свеча плыла над ней, освещая путь. Бездомные собаки, почуяв незнатей, спешили убраться с их дороги, а личеней в тех местах, где шли ватажники, и днем не бывало.

Сквозь дыры в заборах, через гаражи и железнодорожные пути, под мостами, мимо заброшенных стройплощадок ползли обернувшиеся темными клочьями мрака ватажники, а когда нужда заставляла пересекать освещенные и оживленные автомобильные трассы, накидывали они на себя звериные личины.

Ходко идти не получалось — хромоногий Горох да обожженный Давло еле плелись. Черная свеча выгорела наполовину, а до кольцевой дороги оставалось еще идти и идти. Матуха, цедя сквозь зубы черные слова, вытащила бич и принялась погонять ковыляющих ватажников. Те захрипели, заверещали на разные голоса, но ходу прибавили. Лишь Два Вершка, которому доставалось не менее прочих, молчал, внимательно следя за грязнюхой. Глубокие глаза незнатя полыхали недобрым огнем, но его до поры никто не видел.

Хмарным ростепельным утром ватага выбралась за пределы гигантского города. Здесь жилые районы уже перемежались полями, укрытыми ноздреватым, хрустким снегом. Грязнюха ловко ползла по нему, извиваясь и поблескивая мокрой спиной, а незнатям пришлось тяжко — ноги проваливались, острая кромка наста резала лопотину и шкуру под ней.

После полудня выглянуло солнце. Ватажников оно застало на краю глубокого оврага, под раскоряченной ветлой. Когда яркие лучи зажгли снега, матуха зашипела, точно от боли, натягивая на глаза линялый клобук. Как все перевертыши, она не выносила солнечного света.