Когда Бартош вошел, Кашалот стоял у окна, повернув к вошедшему широкую спину со сложенными за ней руками. На звук открываемой двери он обернулся.

— А-а, пан Бартош! Заходите.

Он приветливо указал на стул, окинув испытующим взглядом сухую фигуру подчиненного, которая всегда напоминала ему дешевую сигарету с высыпавшимся табаком.

— Я искал вас еще днем, — продолжал он чуть укоризненно, но с миролюбивой улыбкой, усаживаясь в кресло за громадным столом и сплетая пальцы.

— Да, я знаю, — кивнул Бартош. — Но у меня было важное заседание. Оборотную ведомость я еще вчера сдал секретарше.

— Дело не только в ведомости. Во всяком случае, спасибо за нее. Уверен, что она, как всегда, в полном порядке.

Он предложил Бартошу сигару из стоявшей перед ним коробки, но тот отказался. Кашалот пожал плечами и закурил сам, глядя на него сквозь клубы дыма. Они ощупывали друг друга взглядами, и Бартош намеренно затягивал паузу. Внушительно постукивали большие стоячие часы, с улицы слышались звуки радио.

Наконец Кашалот сам начал разговор.

— Я хотел еще раньше поговорить с вами по довольно несложному вопросу, пан бухгалтер. Недавно я обходил наши помещения, заглянул и к вам. Скверная комната, не правда ли? Первоначально я полагал, что она подойдет вам, поскольку характер вашей работы требует полной тишины, но, побывав там, убедился, что она никуда не годится. Поэтому я решил устроить там склад бумаги, а вас мы переведем в другое место. Это необходимо сделать, но я не знаю, где вы предпочтете сидеть, и хотел бы слышать ваше мнение.

Говоря все это, Кашалот шагал по ковру. Бартош провожал его взглядом и слегка улыбался. Тот заметил и тотчас понял эту улыбку: «Глупо, — говорила она, — глупо, пан управляющий. Хочешь меня умаслить в самый последний момент. До чего вы хитры и в то же время неумны!»

Бартош считал мстительность недостойной чертой, но сейчас, лицом к лицу с врагом, не удержался и ответил не без ехидства:

— Спасибо, не беспокойтесь. Теперь уж выдержу и там.

Массивная физиономия управляющего окаменела.

— Как хотите. Не буду вас вынуждать, у меня были самые лучшие намерения. — Он остановился посреди комнаты и атаковал напрямик. — Вы, я вижу, считаете их иными, не так ли?

— Это, мне кажется, не важно.

— Для меня важно! Для меня важно, пан бухгалтер!

Кашалот вернулся в кресло и зажег погасшую сигару.

«Он подтрунивает надо мной», — мелькнуло у него. Кашалот с трудом подавлял ярость. Его охватила сложная смесь чувств — беспокойства, боязни, унижения и мучительной обиды. С самого утра ему мерещилось худое лицо Бартоша, его пронзительный взгляд, и сейчас Кашалот вспыхнул, стараясь избавиться от угнетавших его опасений.

Не будем играть в прятки, пан бухгалтер! У нас разные взгляды, но это не значит, что мы должны вести себя по-мальчишески, не так ли? Мне кажется, — продолжал он, насмешливо поджав губы под седой щеточкой усов, — что отныне вы считаете себя видной фигурой в компании. Еще бы, председатель комитета действия! Остается только поздравить. Но я, ответственный руководитель бухгалтерий, вижу в этом маленький порок…

— Какой же?

— Тот, что этот комитет создан незаконно, — воскликнул Кашалот. — Абсолютно незаконно!

— Сегодня в секретариатах ваших партий было обнаружено оружие. Может быть, это законно?

— Нет, это вымысел! Демагогия ваших газет! Чего вы хотите?

— Того же, чего большинство честных граждан нашей страны.

— Здесь, в компании, за вами нет большинства.

— Во-первых, вы глубоко ошибаетесь, — спокойно возразил Бартош. — А во-вторых, пан управляющий, компания — это не только главная дирекция, а еще и сорок девять предприятий. Если вы хотите знать мнение явного большинства наших трудящихся, могу познакомить вас с перечнем предприятий нашей компании, где сегодня, как и у нас, созданы незаконные, по вашему мнению, комитеты действия.

— Мне наплевать на них! — закричал Кашалот. — Ваша тактика известна: резолюции и факельные шествия по улицам. Захватить власть и задушить последние остатки демократии и свободы! Простой расчет, но он сорвется. Не для этого чехи терпели лишения при Гитлере!

— Насколько мне известно, — холодно возразил Бартош, — вы особых лишений не терпели.

Кашалот не дал ему договорить.

— Вот для чего затеян весь этот цирк на улицах! Играете в революцию, но надорветесь, пан бухгалтер. В том числе и вы! Вы это сами знаете. Руководить государством вы не сможете, вы умеете только сокрушать…

— В отставку, однако, подали ваши министры.

— Правильно! Правильно поступили! Согласен полностью! Вы создали нетерпимую обстановку. И здесь, у нас, тоже!

— Да, создали и сделаем ее еще более нетерпимой для спекулянтов, капиталистических хищников, иностранных агентов, антисоветских элементов… Сделаем, можете быть уверены! — все более волнуясь, воскликнул Бартош. Вновь резкая боль, как когтями, вцепилась в желудок, Бартош стиснул кулаки, на глазах показались слезы. «Скорей бы уйти отсюда, — подумал он устало, чувствуя, что лоб покрылся испариной, в глазах замелькал пестрый узор ковра. — Выдержать, черт возьми!» — приказал себе Бартош. Стук часов глухо отдавался в мозгу. Лицо его исказилось, боль приковала к месту. Но Кашалот ничего не замечал, он пытался вернуть себе хоть долю былого апломба.