Кивнув, Милослава удалилась.

Рассвело. Караван-сарай гудел собирающимися путниками, готовящимися к новому дневному переходу. Лошади ржали, оседлываемые и навьючиваемые. Глаз искал верблюдов и даже слонов для соответствия виденным фильмам… но ожидания, к счастью или сожалению, не оправдались. Только люди и кони. Люди светлокожие, европеоидной наружности, разной степени смуглости. Большей частью в латах, с копьями или хотя бы мечами. На некоторых вместо полноценного доспеха — разноцветные халаты типа тех, что покрывали нас с Томой. Эти халаты у кого-то запахивались, у других скреплялись на груди встык крючками или застежками. Частично их покрывали бронзовые накладки. Все здесь служило безопасности. Все чего-то боялись. Почти все головы венчали островерхие шлемы. Только дети спокойно бегали в одних мешкообразных рубахах по колено, надеваемых через голову. Впрочем, были и взрослые в чем-то подобном: в перепоясанной или свободно свисавшей рубахе навыпуск, а также штанах или юбке. Причем женщины исключительно в штанах, а мужчины, соответственно, наоборот. Женщины распоряжались, мужья и прочие спутники умело справлялись с возложенными задачами. Думаю, минут через двадцать царберам можно будет поспать в полной тишине до очередного вечернего аврала.

Отбывая, мы попрощались с Шуриком. Я склонился над перевязанным соратником.

— Мы вернемся. Обязательно вернемся. Выздоравливай быстрее.

— Только не надо ой. Я вас умоляю, — мотнул он всклокоченной рыжей шевелюрой. Пробивающаяся щетина делала щеки красными. — Прекратите этих глупостев. Неужели не понимаю. Это вам не при румынах двери на ночь колбасой закрывать.

И на прощание, когда расстояние еще позволяло:

— Зай гезунт!

— Что?

— Будьте здоровы, в смысле: до свидания!

Тома утерла пальчиком уголок глаза. Вернемся ли? У меня тоже в носу щипало, а на душе скребли нагадившие кошки.

Свита цариссы оказалась маленькой, словно не царисса, а какое-то недоразумение. Зато с двумя развернутыми над головами штандартами. На одном — буква Д на зелено-оранжевом, на втором, бесцветном, — гриб на фоне буквы А. Ну да, она же госпожа школы и Грибных рощ. Не лучше ли на месте буквы изобразить книгу? Стоп, где я видал здесь книгу? Еще не изобрели.

Свита включала трех царевичей, царевну-подростка, поименованную Варварой, шестерку превосходно снаряженных войников, внешне не отличавшихся от царевно-царевичей и принцев ничем, кроме меньшей заносчивости, трех бойников-«ку-клукс-клановцев» и нас, четырех членов переходящего звена Варфоломеева семейства. И никакого отдельного багажа, исключая седельный. Умеют же путешествовать. У нас, четырех Варфоломеивцев, было два мешочка у царевен, уложенных на лошадях. Учитывая небрежность, с которой к ним относились, ценностей не везли.

Плотно сбитая Карина, на земле казавшаяся тяжеловатой и оттого неповоротливой, взлетела на своего коня, словно у нее пружина в одном месте. Когда сурово огляделась с высоты, я не успел отвести завистливого взгляда. Уголки девичьих губ тронула тень ухмылки. Впрочем, до меня ей не было дела. Глубоко посаженные карие глаза глядели вокруг твердо, несгибаемо и абсолютно равнодушно. Еще бы жвачку в зубы… Карина напоминала бычка, закованного в доспехи.

Царевичи уже нетерпеливо гарцевали верхом. Они сопровождали супругу на манер телохранителей: куда она, туда и они, без разговоров и приглашений. Думаю, и отхожее место берут в кольцо, когда дражайшая половинка… гм, четвертинка посещает указанное заведение. Подобно цариссе и царевне каждый обладал превосходным доспехом, выделяясь в вооружении чем-то особенным. Один, невысокий и гибкий, вместо щита имел за плечами два одинаковых меча, торчащие в стороны, словно обрезанные крылышки. Второй — свирепый верзила — обошелся одним мечом, зато огромным двуручным, тоже удобно расположившимся за спиной. Третий царевич, удивительно шустрый здоровяк, только что откликнувшийся на имя Руслан, был со щитом, но не убирал ладони с рукояти кривого меча, не характерного для этих мест.

— Тоже хочу нескольких мужей, — зашептала Тома. — Представляешь: сижу такая, вокруг офигительные мужчины — каждое слово ловят, каждый каприз выполняют… И все — мои!

Выразительно скривив губы, я отвернулся, принявшись разглядывать шестерку собиравшихся войников. Они так же лишь в мелочах различались экипировкой, но в основном снаряжении напоминали высшее сословие: на каждом чешуйчатые доспехи с оплечьями, перегибавшимися из-за спины и крепившимися застежками на груди, сапоги с поножами до колен, наручи по локоть и островерхие шлемы. Из-под нашитого на кожу металла кое-где проглядывала нижняя полотняная одежда в зелено-оранжевой гамме.

Мой взгляд был перехвачен Томой.

— Думаю, второй, третий и пятый мне бы подошли, как считаешь? — Озорная улыбка расползлась по витающему в облаках личику. Шепот продолжился: — Прикинь: забила мне стрелку Настюха-Брынза из десятого «бэ», а за меня выезжают такие красавцы в броне, как у Васнецова на «Трех богатырях». Представляю ее физиономию!

— Если что, картина Васнецова называется просто «Богатыри».

— Зануда. Еще скажи, «Три медведя» Репина назявается просто «Медведи».

— Их там четыре. Четыре медведя.

— Как это? — Лобик спутницы наморщился. — Почему тогда ее называют «Три медведя»?

— Кто называет?

Собеседница задумалась, смутилась, умолкла.

— Картина с четырьмя медведями называется «Утро в сосновом бору», — с мстительным превосходством сообщил я. — Автор — Иван Шишкин.

— А я что сказала?

Отряд быстро собрался, взоры обратились на нас, новеньких, выставленных посреди лужайки словно на продажу. Стало неуютно.

Ведя еще одну лошадь на поводу, к нам подскакала царевна Варвара. Возрастом она превосходила Тому, но до Карины не дотягивала. Зато чудесно совмещала насупленую агрессивность второй с едва распустившейся женственностью первой. Если старшая из оставшихся Варфоломеиных напоминала ощетинившийся жерлами орудий, идущий на таран броненосец, а Тома — стремительную яхту, то Варвара была быстроходным фрегатом, готовым сразиться с броненосцем или сбежать от него, но не дать спуску ни одной яхте в пределах видимости. Начищеные латы сверкали бронзой, а ряды крупных зубов — отменной белизной. На щеках при улыбке появились обаятельные ямочки, но симпатии не вызвали: улыбка вышла надменной и фальшивой. Высокая, отлично сложенная, с выпирающими вперед коническими нагрудниками и прикрытыми броневой юбкой широкими бедрами, девица одарила покровительственно-колючим взглядом:

— Ангелы, конем править можете?

— Нет, — сразу откликнулась Тома.

— Да, — одновременно выдал я. — Чуть-чуть. И только шагом.

— Тогда вам на двоих.

Мы стали обладателями низкой послушной кобылки, почти пони. Скорее, размером с ослика. Назову ее Тойота.

Вспомнив свою единственную конную прогулку, я по примеру Карины решил легко вспорхнуть в седло… и едва не перевалился на другую сторону. Обидно поддержанный посторонними, принял сзади приятный груз. Томины руки обхватили меня, она затихла. При поворачивании головы мое ухо улавливало глубокое ровное дыхание. Впрочем, голова девушки тоже не оставалась на месте: вертелась, как вентилятор на перегретую материнку.