— Отлично. Вот туда мне и надо.

Дверь первой же квартиры на шестом этаже отворилась без всяких вопросов. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти пяти, заросший щетиной, в тренировочных штанах и бледно-зеленом ватнике.

— Я тебе должен? — с порога спросило это существо.

— Что?

— Деньги, говорю, должен?

— Вряд ли.

— А… кому ж я должен? Ведь точно кому-то должен. Еще усы… Не, не помню. Заходи, чего стоишь?

Мужик дыхнул в мою сторону перегаром.

— Посторонись. От так. Позвонить можно?

— Позвонить? Телефон. Да. Где же он? Должен быть здесь… о!

— Вижу. Отвали малость. Дай пролезть… Алло! Михаила Олеговича, будьте добры… Найдите. А мне плевать… Михаил Олегович? Добрый день. Это Чернышев беспокоит… Помните, вы однажды присутствовали на одном таком очень забавном мероприятии… Оно называлось «суд». Вспомнили? Замечательно. Да нет, я знаю, что свидетелем… Но уж будьте добры, подъедьте по адресу: улица Подвойского, дом тридцать четыре. Вам знаком этот адрес? Вероятно, потому что здесь жил ваш друг — Дима Чернов. Да нет, я не оговорился, Михаил Олегович. Именно жил. Жду.

Спустя десять минут он явился. Первый человек в черновской группировке. Михаил Кротков. Тридцать лет, спортивного телосложения, черные замшевые туфли, безукоризненные серые брюки, голубая рубашка, галстук. Пиджак скрыт под коричневым пальто, едва ли не более шикарным, чем у Димы. Завершали картину серый шарф в стиле гангстерских фильмов тридцатых годов, шерстяные перчатки и сотовый телефон. Именно этот аппарат и вызвал мое восхищение. Свой «БМВ» он оставил за углом ближайшего дома. Он торопливо взбежал по ступенькам и попал в цепкие объятия Исправникова, заставившего его опознавать труп. Спеси у Кроткова поубавилось. Он тихо подошел ко мне:

— Можно поговорить?

— Да на здоровье. В вашей машине.

В салоне «БМВ» было теплее, чем в парадной. Островок лета. Африка. Субтропики в условиях русской зимы.

— Как это случилось?

— Вы же видели. Подошли сзади, со стороны лифта. Стреляли почти в упор. Два раза.

— Вы знаете, кто это сделал?

— Лично я? Думаю, что знаю.

— Кто? Скажите мне.

— Перестаньте дурить. С кем вы не поделили рынок?

— Это нарушение — всех норм. Рынок наш. Есть договор даже. И никто не имеет права работать там без нашего разрешения. Договор подписали все.

— Горцы не подписали.

— Горцы — отщепенцы. Они вообще не имеют никаких прав. Их территория даже не граничит с нашей. Существует межгородской список территорий. Переделывать его никто не имеет права. А уж тем более — убивать.

— Я стараюсь понять, что вы мне хотите сказать?

— Я хочу доказать всем, что это убийство идет в противоречие со всеми законами.

— Что ж, здесь я согласен. Вы примете ответные меры?

— Безусловно. — Кротков утвердительно махнул рукой. — Ответные меры будут приняты в ближайшее время. Самое ближайшее. И я хочу объяснить, что это всего лишь ответный ход. За них никто не заступится.

— Никто не заступится и за вас.

— Почему?

— Вы же бизнесмен. А лезете к чужой кормушке. Война с горцами — последнее дело. Лучше уж присоединитесь к кому-нибудь. Хоть к Гене Петрову, хоть к Саше Александрову.

— Вы не понимаете. Здесь затронута наша честь…

— Я прекрасно понимаю. Но вылавливать ваш, Михаил Олегович, труп из Невы не хочу. Мне вас не жалко. Мне жалко напрасно потраченных сил милиционеров. Из-за такого дерьма… Не люблю стрельбы. Даже если воюют бандиты, подобные вам и южанам. Особенно когда страдают люди, понятия даже не имеющие о ваших разборках. «Крыша», «стрелка», «белка»!

Слова-то какие придумали! Дегенераты. И ведь все подхватили. Все. Кругом. Уже становится обыденным явлением, когда на улицах на двух нормальных людей приходится один «бультерьер». Когда в городе происходит по три умышленных убийства в день! Двери и стекла домов вылетают от взрывов, в мусорных баках ежемесячно находят расчлененные трупы, в стране почти не существует действительно «чистых» фирм, а вы кричите на каждом углу, что действуете по закону! По мне, так лучше бы вы перерезали друг другу глотки, но я мент, и не позволю устраивать у себя в городе Чечню. И позвал я вас, чтобы предупредить. Никаких разборок. Подобные идеи — плод чьего-то больного воображения. А если будут трупы — вы сядете. Быть может, не сразу. Через неделю, месяц, год. Но — сядете. Даю слово.

— Никита Валентинович, извините, вы не так поняли… И потом, мне кажется, что наше появление обусловлено прежде всего политикой властей.

— Не мелите чепухи. К тому же сильно сомневаюсь, что с вашим приходом к власти политика изменится к лучшему. Уж не обессудьте.

— Это понятно. И все-таки…

— Я предупредил.

— Хорошо. Я принял к сведению. Но нас просто перестанут уважать. Потерять уважение и не отомстить за убийство шефа — вы бы на такое пошли? Просто как человек?