В Петрограде запахло заговором. Бывшая столица Российской империи просто кишела заговорщиками. Заговоры были всякие: монархические и республиканские, пронемецкие и просоюзнические. Даже внутри большевистской партии произошёл раскол. Численность членов партии вдруг резко пошла на убыль — с полумиллиона до 150 тысяч. Да и в местных Советах большевики стали терять позицию за позицией: если в марте 1918 года у них было 66 процентов членов Советов, то к концу лета осталось всего 45 процентов. Крестьянские мятежи, рабочие забастовки, ухудшение материального положения населения, военные неудачи на фронтах гражданской заставили вождей революции вновь идти в массы: выступать на фабриках и заводах. Причём, порою по нескольку раз в день.

Так, на 30 августа в Москве было запланировано выступление Владимира Ленина сначала на митинге в Басманном районе, а ближе к вечеру — в Замоскворецком, на территории гранатного корпуса завода Михельсона. Обе речи были на одну и ту же тему — "Две власти: диктатура пролетариата и диктатура буржуазии".

Во дворе завода собралось множество народа. Не только рабочие, но и люди с окрестных районов Москвы. Послушать вождя большевиков и посмотреть его воочию доводилось не каждый день, потому и митинг был людный.

Ленин, как всегда, говорил спонтанно, решительно, резко разрубая воздух правой рукой.

— Нас, большевиков, постоянно обвиняют в отступлении от девизов равенства и братства. Объяснимся по этому поводу начистоту.

Какая власть сменила царскую? — Гучково-милюковская, которая начала собирать в России Учредительное собрание. Что же действительно скрывалось за этой работой в пользу освобождённого от тысячелетнего ярма народа?..

Недалеко от проходной стоял чёрный французский "Рено-40" с открытым кузовом-ландоле, на котором в тот год Ленин ездил по Москве. Этот автомобиль образца 1913 года достался председателю Совета народных комиссаров по наследству от Временного правительства, а тому — из гаража российского императора. Водитель Степан Казимирович Гиль сидел в машине за рулём и курил. Мимо прошли две дамочки средних лет, о чём-то весело переговариваясь. Одна была в шляпке и серой вязаной кофточке, другая в косынке и тёмном длинном платье. Поравнявшись с машиной, они остановились и одна из дамочек, блондинка в шляпке, спросила у водителя:

— Кого это вы привезли?

— Да я не знаю.

— Ладно, — засмеялась блондинка. — Сами узнаем.

Вскоре они скрылись в проходной. Это были Мария Попова, кастелянша Павловской больницы, с подругой, швеёй Клавдией Московкиной. Попова принесла Московкиной кружку молока и заказ на шитье рубашек. Затем предложила швее переночевать у неё, поскольку она в эту ночь оставалась дома одна. Московкина согласилась и пошла с Поповой. По пути-то у них и оказался завод Михельсона, куда они и решили зайти послушать Ленина. Правда, подоспели они уже к самому концу выступления. Да и пробиться поближе к трибуне не удалось.

— И, действительно, всюду идёт сплочение сил, — продолжал Ленин. — Благодаря отмене нами частной собственности на землю, происходит теперь живое объединение пролетариата города и деревни. Прояснение классового сознания рабочих всё рельефнее вырисовывается также и на Западе. Рабочие Англии, Франции, Италии и других стран всё больше обращаются с воззваниями и требованиями, свидетельствующими о близком торжестве дела всемирной революции. И наша задача дня: презрев все лицемерные, наглые выкрики и причитания разбойничьей буржуазии, творить свою революционную работу. Мы должны всё бросить на чехословацкий фронт, чтобы раздавить эту банду, прикрывающуюся лозунгами свободы и равенства и расстреливающую сотнями и тысячами рабочих и крестьян. У нас один выход: победа или смерть!

Последние слова утонули в громе аплодисментов и одобрительных выкриков.

По окончании выступления, Ленин спустился с трибуны и пошёл к выходу. Его обступили люди, пытаясь задавать вопросы. Ленин на них отвечал. Вот и Марии Поповой удалось приблизиться к нему уже на выходе из заводской проходной.

— Владимир Ильич, — тронула она его за рукав. — Вы вот в своей речи сказали, что теперь можно держать излишки хлеба, а муку всё равно отбирают.

— По новому декрету нельзя. Бороться надо.

В это время невдалеке от "Рено" остановилась какая-то женщина, одетая в длинное чёрное платье и, почему-то, с небольшим чемоданчиком и зонтиком в руке. Шофёр Гиль бросил на неё косой взгляд и тут же забыл о ней, поскольку к машине приближался Ленин. Народ вскоре заполнил всё пространство перед заводом. Ленин подошёл к машине и почти у самой правой дверцы остановился, продолжая разговаривать с Поповой. В этот момент раздался выстрел из браунинга.

На долю секунды наступила мёртвая тишина. И тут же её разорвал крик Поповой:

— Я ранена, ранена! Помогите!

Она схватилась за плечо и упала. Ленин повернул к ней голову, и именно этот поворот головы спас ему жизнь, ибо в следующие мгновения раздались ещё три выстрела. Одна пуля прошла навылет, две другие застряли в теле. Ленин упал навзничь. Позднее, желая подчеркнуть остроту ситуации и увеличить трагический налёт на это покушение, объявят, что пули были отравлены ядом кураре. Ничего подобного: в те годы отравлять пули ядом ещё не научились. Поэтому, к счастью для Ленина, он был ранен обычными пулями, да и, в общем-то, не тяжело.