Шрифт:
Здесь они могли не беспокоиться о своей безопасности. Вокруг села, по окраинам, стояли караулы из мужиков с вилами, кольями, топорами и косами, те самые, которых Антонов прозывал "вильниками". На мельнице сидел наблюдатель, а в самом селе, у центральной усадьбы, которую антоновцы именовали штабом, стоял пулемёт и постоянно дежурило 10-15 всадников.
Веселье было в самом разгаре. Заиграли сразу четыре гармошки, запели "Шарабан".
— Где Надя? — крикнул подвыпивший Антонов.
— Я здесь! — из-за соседнего стола поднялась красивая, черноволосая с лёгкой проседью Надя Дриго, жена расстрелянного красными офицера.
— Давай ой-ру!
Офицерскую вдову не нужно было упрашивать несколько раз. Тут же снова заиграла музыка, Надя пустилась в пляс. Вскоре не выдерживает Ишин: он выскочил из-за стола, напялил на себя лисьи шубы и начал под ту же музыку бестолково, не всегда в лад, поскольку не мог уже себя, как следует, контролировать, топать, выбивая чечётку. Адъютант Главоперштаба Старых сидел на задней лавке с дочерью местного попа, робко, но напористо потискивая её. Та так же, как и её ухажёр, была подвыпивши, но всё же стыдливо похихикивала и ненастойчиво пыталась отбиться от назойливых рук антоновца.
— Ах, Иван Александрович, вы меня совсем засмущали. Что может подумать об нас с вами папенька?
— А что?! Я же н-не отказываюсь. Я, как любой честный мужчина, готов на вас жениться.
— Полноте, Иван Александрович. Я же знаю, что у вас в селе Калугино есть законная жена.
— Это-о... — Старых несколько замялся от неожиданности и даже икнул. — Так она же осталась в прошлом. Она ведь на сторону красноты перешла... Так что я теперь, можно сказать... вдов.
Он снова прижался к поповне и пытался целовать её в шею, едва торчавшую из-под высокого воротника.
Антонов какое-то время молча взирал на всё это пьяное веселье. Затем ему вдруг захотелось пофилософствовать. Он стал искать собеседника, точнее слушателя. По левую руку от него сидел брат Митяй, по правую — хозяин этого застолья Фомичев. К нему и решил обратиться Антонов.
— Понимаешь, брат Фомичев, я себя иногда чувствую Емельяном Пугачёвым в этой стране.
— Почему? — удивился Фомичев.
— Потому что я борюсь за то, чтобы у нашей страны было то правительство, которое наш мужик заслуживает, а не то, какое находится у власти сейчас.
Дмитрий, всегда носивший с собой в планшетке блокнот и карандаш, едва старший брат начал говорить, стал записывать его мысли: для будущего. Ведь он не сомневался, что и у Александра, и у него, Митяя, будет большое будущее.
— И кто же будет во главе? — вопрошал Фомичев.
— Не ты — точно! — хихикнул Антонов, а после паузы добавил. — И не я! Я себя вижу в роли Главнокомандующего.
— Шура, а как же Тарас Бульба, твой любимый герой? — осмелился спросить брата Дмитрий.
— Э-э, Митяй! Бульба воевал с ляхами, с ок-к-купантами, с чужеземцами. У нас же сейчас идёт война с внутренним врагом...
Антонов хотел было ещё что-то добавить, но в этот момент в толпе танцующих мужиков и баб кто-то прокричал частушку:
— Раньше жили не тужили И ерманцев славно били, А пришли большевики — Нет ни пищи, ни войны.Ему тут же завторил другой мужик:
— Будет лучше пусть война, Зато брюха хоть сыта!Частушечная перекличка разгоралась всё больше. Антонов уже забыл о своих философствованиях и с удовольствием слушал.
— К нам приехал комиссар, Два красноармейца. Всё равно мы не пойдём — На нас не надейся!Наконец, в дело вступили и бабы:
— На боку зелёный бант — Мой Матаня — партизант.Ей ответила другая:
— На столе стоит бутылка, А в бутылке — висант. Ах, подружки, кака радость, — Мой милёнок — партизант!— Ай, не то поёте! — закричал Иван Ишин. — Вот, как надо:
Картошки цветут — Осыпаются. Коммунки бегут — Спотыкаются. Пулемёты затрещали — Сам Антошка на бою. Коммунисты запищали: "Наша власть на краю!"Он лихо отстучал ладонями по коленям и голенищам сапог и хитро поглядел на Антонова. Тот захохотал и зааплодировал.
И тут вошёл в раж Дмитрий Антонов. Он засунул блокнот с карандашом назад в планшетку, вскочил из-за стола и выкрикнул свою частушку: