– Я погляжу, ты любительница насыщенной жизни, в которой присутствует ну совершенно всё: тоска, грусть, уединение, равнодушие и меланхолия.

– А вы доктор-остряк, лечащий кариес неинтересными подколами? – бесстрастно парировала она.

– Моя профессия не даёт тебе покоя?

– Мне всё равно, кем вы работаете, - Юна сосредоточилась на еде, стараясь не смотреть на мужчину.

– Тогда не будем о ней говорить, дай отдохнуть от этих тем на выходных.

– Я с вами вообще могу не говорить. – Равномерное употребление приготовленного им ужина замирало на одну фразу и тут же продолжалось. Джин так роботоподобно есть не умел, и почему-то сомневался, что Юна ест так всегда. Это чистой воды показушничество. Выйди он вон, и будь это что-то из её любимых вкусностей, она подберет ноги под себя, заберется на постель, склонится над тарелкой и будет кушать, как обычная девочка, а не как запрограммированная леди.

– Если я перестану говорить, то буду очень непредсказуемо поступать. Потому что мыслить я не перестану, а вот озвучивание мыслей в качестве предупреждений производиться прекратит, - Юна положила ложку и, флегматично взмахнув ресницами, развернулась к Джину.

– Непредсказуемо? Вы серьёзно думаете, что в наше время можно быть непредсказуемым? Ну, хорошо, допустим, но это со мной не пройдёт. Что оригинального вы можете сделать? Станцевать танец муфлона-растамана? Встать и выйти, хлопнув дверью? Накинуться на меня и попытаться покорить африканской страстью? – перекинув ногу через ногу в своей обтягивающей юбке, Юна посмотрела в глаза Джину. – Ну, давай, мачо, яви подтекст своих глупых намеков, - опешивший, и немало, Джин, некоторое время так и просидел минут пять, не касаясь ужина. – Что, я оказалась более неожиданной? – Джин пошевелился, стараясь собраться и ответить чем-то достойным, но с такой двойственной и продуманной натурой он ещё никогда не сталкивался. Всё, что он слышал о Джи-Драгоне, будто предстало в женском облике: цинизм, хитрость, умение запутывать и скрываться за маской. Выронив вилку, он наклонился за ней и, слегка разлив подливку с тарелки, чертыхнулся и принялся приводить в порядок устроенный бардак. Отставил тарелку, поднял вилку, достал из кармана платок, звякнув в нем ключами, и стал затирать пятно на черных брюках. – М-да, - изрекла Юна. – С такой неловкостью, я не знаю, как вам доверяют свои зубы…

– Я растяпа исключительно в частной жизни, на работе я сосредотачиваюсь, - Джин огляделся, найдя, что вполне всё вытер, и сел на стул снова. Девушка смотрела на него с непередаваемой надменностью и издевкой.

– Я так и думала, что дальше бравады дело не пойдет. На словах ты просто герой-любовник, да? Каждый раз при встрече жрёшь мои ноги глазами, а когда я открыто предлагаю их рассматривать, ты вцепляешься в еду и жрёшь её, - цокнув языком, Юна отвернулась, подперев изящным жестом подбородок. – За это я всегда не любила мужчин: женщины у них в порядке ценностей слишком далеки от первого места. Зачем же нам ставить вас на пьедестал?

– У меня еда идёт вперед секса по вполне прагматическим задумкам, - дожевав очередную порцию, ответил Джин. – Голодный мужчина слаб, куда ему лезть в какие-то физические упражнение? Наелся – пожалуйста.

– Ты наелся? – бросила ему Юна, приподняв одну бровь.

– Ты расцветаешь прямо на глазах, - облизнул он губы, отставляя блюдо. – Ты точно девственница?

– Можешь не сомневаться. Дерзость не зависит от интимного опыта, - девушка забралась на кровать, и взгляд её как будто манил следом. – Знаешь, что ещё я знаю о мужчинах? Что если лечь безвольно, предоставляя себя в их распоряжение, то они не берут. Им не хватает смелости и отваги, или интриги… не знаю.

– Это где же ты таких дураков видела? – хмыкнул Джин.

– Да все вы.

– Хочешь поспорить?

– Хочешь проверить? – они вновь встретились глазами. Юна расстегнула верхнюю пуговицу блузки. – Ты не сможешь со мной переспать, - она легла на спину и, сомкнув пальцы на диафрагме, уставилась в потолок. – Смотри, я не сопротивляюсь, лежу и жду. Бери.

– Попытка взять на слабо? – Джин поднялся и подошёл к кровати.

– Предупреждаю: я не издам ни звука, ни стона, не изображу никаких эмоций на лице. Шевелиться сама тоже не буду. Как тебе такая партнерша?

– Если бы я был алчным, я бы поспорил на хорошие деньги, что издашь звуки, и эмоции появятся.

– Ну, если ты начнешь меня лупить, то я закричу рано или поздно, конечно, - уточнила Юна.

– Нет, ты завопишь от удовольствия.

– Понты, - быстро посмотрела на него девушка и опять вернула взгляд к потолку. Вздохнув, Джин взялся за пуговицы своей рубашки. Она нравилась ему внешне, она совершено не нравилась ему внутренне. Насчет её невинности он по-прежнему сомневался – не врёт ли? До конца он доводить не обязан, но конец как-то возбудился в ходе диалога. И если он её всё-таки совратит, то проблема Хосока решится сама собой. Кто возьмет настолько скомпрометированную невесту? Только не в том высшем обществе, откуда господа Чоны. Поочередно, сверху вниз расстегнув все пуговицы, Джин распахнул рубашку и встал на колени на кровати, нависнув над Юной. Её глаза не двигались, не смотрели на него. Расшевелить бесчувственную красавицу, живущую расчетом и тайным умыслом? Это увлекательно. Он перекинул одну ногу через её бедра, опустился на них. Дами поверхностно задела его взором.

– Впрочем, я могу переспать и с бревном, что уж там, - пожал плечами Джин. Её глаза дернулись. Губы немного надулись. – А ты думала? У меня не встанет без твоего мельтешения? Ты точно плохо знаешь мужчин.

– Делай, что хочешь, - менее уверенно произнесла она. Молодой человек опустился, опершись на руки и медленно на них снижаясь. Его лицо приблизилось к лицу Юны.

– Допустим, сейчас я хочу тебя поцеловать. Ты же позволишь?

– Я же сказала – делай, что хочешь, - почти ему в нос проворчала она.