Упрек был справедлив. Я действительно варварски обращался с картами, графически изображая на них ход своих мыслей. Это был не рисунок, а кривые, ломаные линии, понятные только мне одному.

— Погоди, дружок, сначала окончательно исчерчу ее, а потом уже переменим,— ответил я и вооружился толстым цветным карандашом.— Ну, докладывай обстановку.

Вилумсон вытащил из полевой сумки донесения начальников дивизий и стал их читать ровным, спокойным тоном, будто речь шла о самых скучных и эбыденных вещах.

Пока он читал, я наносил расположение частей на карту.

— А что известно о противнике?

— О противнике? — И Вилумсон тем же ровным тоном продолжил: — Вторая дивизия белополяков занимает оборонительный рубеж Озерное дефиле — река Вилия с передовыми частями в Подбродзе. На станции Подбродзе бронепоезда. От товарища X. из Вильно получено сообщение, что в городе строятся оборонительные сооружения и лихорадочно формируются добровольческие части, даже... женские батальоны...

— Женские батальоны?! — с удивлением переспросил я.— Неужели с женщинами придется воевать?!

— Да, товарищ комкор, очевидно. Они формируют женские легионы из дочерей и жен буржуа и офицерства.

— Вай-вай...— пробормотал стоявший у дверей мой второй ординарец Хачи.

— Молчи! — сердито оборвал его я и, обращаясь к Вилумсону, прибавил: — Об этом никому ни слова. А вы, Хачи и Титаев, ничего не слыхали.

Понятно? — И вновь Вилумсону: — А как насчет гарнизона и укрепления Вильно?

— Ничего не известно.

— Где же главные силы противника?

— Очевидно, на реке Вилия.

— Что же ты предлагаешь?

— Я думаю, необходимо боем выяснить силы противника на Вилии. Надо послать туда по меньшей мере бригаду от каждой дивизии.

— А как насчет атаки Вильно?

— Сейчас трудно что-либо сказать. О силе гарнизона и характере укреплений ничего пока не известно.

— Послушай, а где наш комсомолец-белорус, которого прислал к нам товарищ Мясников?

— Вася, что ли?

— Вот-вот, Вася. Где он?

— Он здесь, в Свенцянах. Я его видел сегодня в ревкоме.

— Вызови его ко мне.

Вилумсон вышел в коридор, чтобы позвонить в ревком. Наклонившись над картой, я измерил расстояние до Вильно, одновременно чертя красным карандашом все новые стрелки. Они шли до реки Вилия, до Вильно, до литовской границы.

Опасное задание

Хачи притащил керосиновую лампу, коробку сигар. Я закурил. В густых клубах дыма как будто вырисовывались контуры плана атаки. Через полчаса моя карта покраснела и посинела от многочисленных стрел и резко изменила свой вид. Река Вилия истекала жирным слоем синего, и некоторые пункты просто утонули в этой синеве — их нельзя было распознать без помощи лупы; не жалел я и красного цвета, постепенно обводя им синие места. Мыслями я витал где-то на подступах к Вильно, машинально насвистывая какой-то назойливо приставший мотив. Вдруг за моей спиной раздался чей-то молодой голос:

— Разрешите войти, товарищ комкор?

Я обернулся. Передо мной стоял восемнадцатилетний коренастый юноша, блондин, небольшого роста, в черкеске. Его светло-серые глаза смело смотрели на меня. Он держал в левой вытянутой вниз руке папаху, а правую руку приложил к голове. Фигура его застыла в уставной неподвижности, ему не свойственной.

— А, это ты, Вася?

— Так точно, я. У вас, товарищ комкор, накурено больно. Разрешите окно открыть?

— Ну что же, открой.

Вася открыл окно. Я указал ему на стул. Он молча сел. Дым потянулся в окно.

— Скажи, ты давно служишь в армии?

— Никак нет. Начал здесь, у вас, в третьем корпусе.

— Оно и видно,— усмехнулся я.

— Откуда, товарищ комкор?

— Ну хотя бы из того, что, сняв папаху, правую руку ты приложил к обнаженной голове. Ведь по-военному это не полагается.

— Виноват, товарищ комкор.— Вася встал, и рука его предательски потянулась к обнаженной голове.

— Садись, все это ерунда. Дело не в этом. Скажи лучше, откуда ты родом?

— Я, товарищ комкор, из Столбцов. Работал в комсомольских организациях Белоруссии. Товарищ Мясников направил в ваш корпус. Назначили меня в политотдел. Оттуда попал в Шестидесятый кавполк. Служу на должности секретаря при военкоме.

— Какой ты национальности и знаешь ли польский?

— Я, товарищ комкор, белорус, польский язык знаю хорошо. Служил четыре года вместе с отцом у помещика Четвертинского.