Шрифт:
— Он никогда не задерживается, не предупредив меня, — сказал Пряхин. — Я удивлен. Подождем еще немного, потом… Я даже не знаю… Ведь вам завтра с утра на работу.
— Я привыкла не спать сутками. — Она посмотрела на Пряхина: он был взволнован, даже испуган. — Ничего страшного, Павел Петрович, он же взрослый человек. Приедет, смеяться над нами будет.
За окном зафырчала машина. Послышались голоса. Пряхин поспешил в прихожую, открыл дверь. На пороге стоял рослый мужчина, поддерживая прислонившегося к косяку Черепанова.
— Вы только не беспокойтесь, — быстро заговорил он. — Не беспокойтесь… Все в порядке. Товарищ немного ушибся, произошел несчастный случай, помощь оказана. Давайте его уложим.
— Да не пугай ты народ, — хрипло сказал Черепанов. — Уложим… Доберусь, не рассыплюсь.
Он отлепился от косяка, сделал шаг и едва не упал; рослый санитар и Пряхин подхватили его, довели до кушетки.
— «Скорая»? — деловито спросила Наташа. — Или больница?
— «Скорая»… Автобус насквозь пробило. Шофера — сразу насмерть. Паника началась. А этот, — он кивнул в сторону Черепанова, — сел за руль и пригнал машину прямо к нам. Из кабины вытаскивать пришлось, ребро у него сломано. Ни в какую ложиться не согласился. Что делать — привезли…
Санитар сообщил все это скороговоркой и вышел. Наташа села рядом с Черепановым. Он внимательно, словно бы узнавая, вглядывался в нее: глаза были воспалены, губы запеклись.
— Я знал, что вы здесь. Очень хорошо, что вы здесь… Дядя, не падай, пожалуйста, в обморок, — он слабо улыбнулся. — Ты же офицер! Маленькое недоразумение. Как говорится, артиллерия бьет по своим… Дайте мне воды, и я буду… спокойно жить дальше. — Он взял протянутый стакан, но пить не смог, руки сильно тряслись. Наташа приподняла ему голову, напоила. — Спасибо, Наташенька… Откуда вы узнали, что я попал в аварию?
— Я ничего не знала. Володя передал, что вы просили позвонить, я не дозвонилась и приехала.
— Да-да… Володя. — Он закрыл глаза, минуту лежал молча. — Что-то у меня с головой. Мозги, наверное, отшиб. Звонил, конечно… Видите, какой барин? Сестру милосердия по знакомству вызвал. А вы говорили, я предлога не найду. Видите, нашел. Находчивый я.
— Замолчите, — сказала Наташа. — Разговорились. Успеете еще.
— Что надо делать? — спросил Пряхин.
— Сейчас мы его спеленаем потуже, чтобы ребро зафиксировать. У вас есть бинты? Хотя, какие бинты… Нужно пару простыней. Одну придется разорвать.
Черепанова перевязали.
— Врет этот верзила, ничего у меня не поломано. Маленькая трещина. Просто перепугался. Как бабахнет… Потом что-то засвистело, зашипело… Опять засвистело… Потом еще…
Он откинулся на подушку и заснул.
— Наркоз подействовал, — сказала Наташа. — Хорошую дозу вкатили.
Шел четвертый час ночи.
— Давайте-ка я вас устрою, — предложил Пряхин. — Не домой же вам ехать в такую пору.
— Считайте, что я при исполнении обязанностей, — улыбнулась Наташа. — Не беспокойтесь, я себе уже кресло присмотрела в большой комнате, очень удобное. Привыкла на дежурстве в кресле дремать.
Кресло было мягкое, глубокое, обволакивающее. Она закрыла глаза и стремительно понеслась вниз, с высокой ледяной горы, вцепившись в Сергея, пронзительно крича; тугой ветер бил в лицо, сани перевернулись, взметнув снежную пыль, они кубарем покатились по склону, и Наташа, с трудом разлепив смерзшиеся ресницы, увидела, что часы на стене показывают половину девятого.
Напротив сидел Черепанов: живой, здоровый, выбритый — вроде не его вчера под руки приволокли; грудь, правда, все еще стягивал корсет из разодранной простыни.
— Хорошо спалось? — спросил он. — Умница… Теперь слушайте внимательно. Если я вам вчера и звонил, в чем нам еще предстоит разобраться, то вовсе не затем, чтобы вы меня тут баюкали… Вы проснулись или вы еще не проснулись?
— Господи, как хорошо! — сладко потянулась Наташа. — За все отоспалась… Проснулась я, Сергей Алексеевич. Внимательно вас слушаю. Так зачем вы мне звонили?
10
Они завтракали на кухне.
— Вот тебе, Оля, яркий пример из жизни, — воспитывал Гусев дочь, заодно просматривая газеты. — Никогда не ври! Это чревато. Я за последнюю неделю дважды соврал, и что вышло? Первый раз я обманул девочек из отдела, они притащили апельсины, целый час их ели, а работа стояла; второй раз я обманул Наташу, и она вышла замуж.
— Еще не вышла, — сказала Оля. — Она поехала с Черепановым в санаторий, но, возможно, в качестве медицинской сестры.
— Возможно… Но так или иначе мы остались сиротами… Ну-ка, погоди… — Он углубился в газету. — Вот, читай! Валя Чижиков оказался прав. Про Липягина статья. Действительно, геройский человек оказался. Можем гордиться знакомством.
— Тут и про твою коляску написано, — сказала Оля, возвращая отцу газету. — Правда, совсем немного.
— Вполне достаточно, чтобы товарищ Калашников лишний раз скривил физиономию… Ты знаешь, он называет меня Эдисоном с таким выражением, будто Эдисон был последним прохвостом и тунеядцем… Ладно! Моем посуду и по коням.