– Никаких правил?
– предположил я.

– Никакого железа, никаких отказов, никакой ответственности. В больницу своим ходом. За победу двадцать кусков. Либо сразу дурью. Усвоил.

– Усвоил, командир, - я лучезарно улыбнулся.
– Никакой ответственности.

Никакой ответственности! Мечта этого мира! Дайте автомат и скажите, что мне за это ничего не будет! Ох, как же здесь все заждались автоматов. Как же все хотят и не могут. Ведь не один поступок не останется безнаказанным. А почему? Да потому, что вас слишком много, а значит, кому-то это обязательно не понравиться. И он что? Совершенно верно. Он тоже возьмет автомат.

Я не волновался. Бог будет драться с человеком. Уже повод для слез. Я не дам себе большего. Минут через двадцать-тридцать меня будет бить незнающий, где завтра проснется наркоман. А я должен буду бить его в ответ. Возможно, на меня даже кто-то поставит. Темная лошадка. Новая возможность. Или, скорее, случайный неудачник со странно заинтересованным лицом. Давайте! Ставьте последний рубль!

– Если упадешь, закрой голову. Не пытайся уползти. Только больше разозлишь, - в голосе Ремня было изрядное сомнение.

– Поставь на меня, - я достал из кошелька все деньги.

– Уверен? Много все равно не выиграешь.

– Ну, пожалуйста.

– Ну, ты в конец тронулся, писатель, - Костя с неохотой взял деньги.

А через полчаса я стоял напротив паренька лет двадцати. Он смотрел на меня с ненавистью и легкой опаской. Ему приходилось смотреть. За его спиной был Ад, и он не желал оборачиваться.

– Начали!

Мой противник бросился вперед. Сломать, загрызть, растоптать. Он хотел так многого, но только с один итогом. Его мир сжался до размеров этой жалкой арены. Арены, которая всегда мала для двоих.

Драться я не умел. Да и не любил. Но мне и не нужна была драка. Это было просто необходимым условием. Мне нужен был вот этот обезумевший от гнетущей жизни человек. Его злость, его страдание, его жажда. И его ненависть. Ненависть, которая даст мне пару ответов. Конечно, все это при условии, что я останусь жить.

Навыков рукопашного боя мне хватило бы для схватки с усталой старушкой. Применять их лучше даже не пытаться. Пусть мне их заменит ненависть. Ненависть бессильного бога.

Я зарычал и, наклонив голову, врезался в своего врага. Я бил, кусал, получал удары и укусы. Ненависть на ненависть. В этой схватке у человека не было шансов. Он так мало знал, а значит, так мало ненавидел. Я же ненавидел все, что касалось моего взора и разума. Ручей против океана. Давид против стада Голиафов. И, что характерно, Давид был без пращи.

Я в последний раз ударил его по лицу. Уже без необходимости. Так, pro forma. Вокруг ревела толпа. Ей нравилась кровь и кровь чужая. А коль скоро эту кровь подарил ей я, то значит и мне пока быть в фаворе. Ах, как я рад!

Я поднялся на ноги и с печалью посмотрел внутрь себя. Ну и что? Что ты понял? Что упасть легко? Что на дне не найдешь света? Боюсь, что все это ты давно знал. Но разве охота не только началась? Разве стану я измерять свое дело минутами? Как жаль, что для моего дела нет веков.

– Ну, ты дал, писатель!
– Костя Ремень был уже рядом и протягивал мне открытую бутылку пива.
– Эту книгу я куплю!

– Деньги? Дурь?

Мне предлагали приз. Хотя подобным тоном скорее стоило спрашивать из чего меня застрелить. ПМ? АК? СВД?

Я взял деньги.

– Как сам? Ничего не сломал?
– Костя хлопнул меня по плечу.

– Вроде, нет, - я выпил пива.
– Но и толку, чуть.

– Двадцать косарей, чем не толк?
– Ремень рассмеялся.
– Плюс ещё десятка за ставку. Прогуляем?

– А что ещё делать с тридцатью косарями?

– Не знаешь? И я не знаю!
– Косте явно нравился сегодняшний вечер.
– Только давай задержимся. Давно здесь не был. Успел соскучиться.

Мы задержались, и я ещё долго смотрел на них. На людей, которые били друг друга в надежде прожить следующий день лучше, чем прежний. И на людей, для которых это был повод весело провести время. Их с легкостью можно было поменять местами, и мир бы этого даже не заметил. Какая, в сущности, разница, кто будет рычать, а кто смеяться? Главное, что будет. Главное, что ни на миг не остановится эта изумительная карусель. Не погаснут развеселые малиновые фонарики.

– Я на тебя поставила.

Я оглянулся и увидел пухлогубую блондинку с глубокими хитрыми глазами. Она явно желала развития разговора и возможно развития стремительного. Здесь вообще любят стремительное развитие. Бояться его, но искренне любят. Любят тот момент, когда шлёшь все к крылатым чертям и набрасываешь на разум залатанную вуаль.

– Поздравляю.

– Взаимно.

Я отвернулся и продолжил смотреть бой. Я не хотел эту женщину. Это был уже пойманный зверь. Пойманный и жалкий. Не тот трофей, что был мне нужен. Так, что пусть эти губы достанутся кому-то менее достойному. Девушка не уходила и я обернулся, для того чтобы окончательно обозначить свою позицию. Мой взгляд упал на затейливую татуировку на её оголенном плече. На ней был изображен какой-то анималистический гротеск. Помесь гиены, цапли и тарантула. И все это в лихой пиратской шляпе.