На середине пути до гостиницы «Альбатрос» «группа наблюдения» оторвалась, хотя Кряжин не предпринимал к этому никаких усилий, и растворилась среди малочисленных прохожих. Сначала следователь думал, что неподалеку от входа его снова «встретят», но ошибся. Никого, кто бы мог привлечь его воспаленное внимание, он не заметил.

А в гостинице неприятности продолжились. Этажом выше, как раз над номером Кряжина, прорвало трубу, и три номера, включая и тот, что располагался под жилищем Ивана Дмитриевича, оказались затопленными водой. Жильцы испорченных летним ночным водопадом помещений были переселены, оставался лишь Кряжин, которого дожидались уже два часа.

– Вы простите, ради бога, за неприятность, – ужом вертелся перед следователем администратор, срочно вызванный из дома для извинений перед постояльцами. – Первый раз за всю историю отеля такое, честное слово. Вам предоставят аналогичный номер с полным баром и видом на площадь города. Надеюсь, имидж нашей гостиницы не пострадал в ваших глазах?

– После упоминания о полном баре – нет, – согласился Иван Дмитриевич, взял слегка подмоченную сумку и переместился на шестой этаж.

Из окна его нового жилья открывался вид совсем не на площадь, а в ее направлении. Взору представали лишь крыши пятиэтажек, за которыми, словно взрыв метана, высилось здание мэрии. Там находилась площадь, и именно это, по всей видимости, администратор и имел в виду.

Бумаги и рабочие записи Кряжин в сумке не носил, запирал их в сейфе Пащенко. Точнее сказать, запирал Пащенко, а Кряжин наблюдал, как это происходит. Так что размокшими оказались лишь спортивный костюм и пара белья.

Развесив вещи для просушки на распахнутых створках окна, Иван Дмитриевич принял душ и после этого засел за телефон. Не за стационарный, на тумбочке, а за свой, мобильный. Дождался ответа и только после этого опустился на мягкие подушки.

Утром за ним приехал, как обычно, Пащенко, на машине, за рулем которой находился, как всегда, Пермяков. Эта внимательность к его особе еще вчера Кряжина забавляла, а сейчас она уступила место заслуженному уважению. Его не приглашали в баню, не собирались вести в ресторан и не звали на природу, хотя эти действия были бы вполне объяснимы. Приезд «важняка» из Генеральной – это даже больше, чем проверка. Расследуется резонансное уголовное дело, и от впечатлений о местной прокуратуре, которые привезет с собой в Москву следователь, расследующий дело, зависит многое. Случится неуспех – следователь Генеральной прокуратуры вряд ли станет сетовать на отсутствие помощи со стороны местного надзирающего органа. А случится победа, и следователь может даже ничего не говорить т а м. Все будет ясно без слов – поддержка прокуратуры субъекта Федерации была на должной высоте.

Однако Кряжину не предлагали попариться. Было лишь предложение отобедать в холостяцкой квартире прокурора, однако воспринимать это как проявление излишнего внимания было глупо. Один прокурорский работник предложил другому пожрать в его квартире за отсутствием возможности поужинать в другом месте. И сейчас, когда Иван Дмитриевич видел, что Пащенко старается не услужить, а помочь, он чувствовал к этому человеку уважение и фейерверк симпатий. Особенно понравилось Кряжину то взаимопонимание без слов, которое Вадим Андреевич проявил во время обработки сопредседателей «Отчизны». Работать во взаимодействии так, как работал Пащенко, может только профессионал.

– Мы подождем с избранием меры пресечения Харину, – сказал Иван Дмитриевич. – Есть одна мысль, я поделюсь ею чуть позже. Твои люди отработали завод на месте?

Вопрос предполагал ответ о том, что на цементном заводе следователям больше делать нечего, вся необходимая документация изъята, с действующими лицами произведены первые допросы, и теперь эпицентр проверки жизнедеятельности ТЦЗ переносится на улицу Скрипника, где и располагалась Терновская областная прокуратура.

Пащенко, собственно, так и ответил. И в связи с этим поинтересовался, что хочет на заводе Кряжин увидеть или услышать еще.

– Склад готовой продукции, – сказал Иван Дмитриевич. – Меня очень беспокоит восстановление Закавказья. В этой связи нарастает интерес к тому, что отправляют на юга наши партийные деятели.

Харин был уже на заводе. Были и Каргалин с Рылиным, вооруженные адвокатами, оба показавшимися Кряжину знакомыми, и остальная номенклатура, которую трепали прошлым днем и вечером терновские следаки. Настроение у всех было не праздничное, лица хмуры, взгляды осторожны. Такие лица обычно бывают у людей после тяжелой ночи пьянства и разврата, когда утром им чудовищно стыдно за то, что они делали вечером. А вечером все присутствующие в большинстве своем признавались и под этим подписывались. С наступившим рассветом все выглядит сложнее, чем вчера, оттого в груди какое-то непонятное чувство тревоги и приближающейся расплаты за содеянное. Каргалин располагался, как и предполагал Кряжин днем ранее, поодаль от Константина Константиновича. Ни один из них не мог поверить в то, что это не соратник по партийной борьбе и бизнесу его сдал, а Кряжин где-то зачерпнул левой информации. Да и были ли основания сомневаться? Заходишь в кабинет, а тебе в лоб: пил водку с избиркомом?! Двадцать процентов... тридцать процентов... Тылик... завышение цен – было дело?! Каргалин (Рылин) говорит, что было, а потому чего за косяк прятаться, товарищ Рылин (Каргалин)?..

– Не откажусь от экскурсии по заводу, – заявил Кряжин, водя ленивым взглядом по лицам главных действующих лиц. – Глаза простых рабочих часто таят ответы, которые не найти в глазах служащих заводоуправления.

Иван Дмитриевич откровенно лукавил. Ему хорошо было известно о том, что в связи с приездом следователя из Москвы цеха пустуют, люди освобождены от работы, станки стоят, и цементная пыль не стоит, а лежит.

Заводы всегда утомляли Ивана Дмитриевича. Было в них что-то нудное, скучное, всегда однообразно и неприятно пахнущее, что утомляло его даже быстрее, чем совещания в Генеральной прокуратуры в связи с очередным посещением Генеральным Кремля. И там, и здесь: повысить, увеличить, человеческий фактор... Тоска, словом.