В воздухе пахло специфическим, едва уловимым запахом цементной пыли и почему-то мазутом.

– Где та партия? – спросил Кряжин, резко останавливаясь и разворачиваясь к Харину. – Та, что должна быть послезавтра отправлена в Чечню?

Харину становилось плохо на глазах. Иван Дмитриевич все чаще смотрел на его губы и убеждался, что они сохнут все сильнее и к мгновению его последнего вопроса уже превратились в жерла пересохшего колодца в Каракумах. Первый признак наступающего инсульта.

– Позвоните в «Скорую», – попросил Кряжин Пермякова. – Пусть ее встретят у въезда на территорию завода. Встретят и направят сюда. А мы пока, Владимир Павлович, предпримем меры первой медицинской помощи. Во-первых, присядем.

Харину было наплевать на этику, он опустился на покрытый пылью бумажный мешок прямо в брюках от Понти. Пиджак ему, по всей видимости, тоже мешал, потому что он его стянул, как свитер, через голову. Кажется, кризис был близок.

– Где партия цемента? – настойчиво повторил Кряжин.

– Имейте совесть...

– Вы взываете к моей совести? – удивился «важняк». – Полагаете, что я зашел на этот склад, чтобы насобирать материал для своей больной фантазии?

Он тоже скинул пиджак. Только ему было не наплевать, и он аккуратно повесил его на один из выступов поддона, поставленного на попа.

– Эти мешки? Эти? – он показывал пальцем наугад, стараясь привлечь внимание Харина.

Тот реагировать отказывался, и тогда Иван Дмитриевич привлек его внимание к себе. Присев перед ним на корточки, он вынул из кармана рубашки сигареты и сунул одну из них себе в зубы.

– Харин, вы на краю гибели. Я даже не физиологическую смерть в виду имею. За каждой поставкой стоит ваша подпись. И я знаю, что вы переживаете не по поводу мошенничества размером в четырнадцать тысяч рублей. Даже если учесть, что вы перегоняете на беспошлинных поездах чужой товар и тем зарабатываете на хлеб, ваше сердце не билось бы сейчас с такими перебоями.

– Вы читали, что писал Оресьев в Генеральную прокуратуру? – в разговоре пока участвовал один Кряжин, и эту невыгоду он решил развить в преимущество. – Читали, уверен. Я знаю о реакции завода на его заявление. В послании Павла Федоровича упоминается о том, как некоторые мудрые политики зарабатывают на войне колоссальные состояния. И даже упоминались, представьте, фамилии.Некто Пеструхин, некто Ежов. Знакомые лица? Думаю, что более чем знакомые. Павел Федорович обвинял их в финансировании террористов на Кавказе, а те, в свою очередь, демонстрировали перед Генеральной прокуратурой компромат на него. И, надо сказать, толковый компромат.

Пащенко устал и тоже сел на мешок напротив. Через минуту его примеру последовал и Пермяков. Молчание продолжалось, Харин молчал, в тишине ангара говорил лишь Кряжин.

– Есть проверенная прокурорская мудрость, господин Харин. Не придавай значения тому, что живые пишут о мертвых, внимательно вчитывайся в то, что о живых писали мертвые. И сейчас я с уверенностью могу сказать, что причину смерти Павла Федоровича Оресьева я нашел гораздо быстрее, чем организаторов и исполнителей его убийства. Но разгадка этого – лишь миг между прошлым и будущим. Так где о н о?!

Кряжин вскочил, заставив Пермякова вздрогнуть, а Пащенко лишь вяло хлопнуть ресницами, и снова завис над Хариным.

– Где оно, Владимир Павлович? Здесь? – подойдя к фигурно выложенной стойке мешков, он ударил по ней кулаком. Из-под руки вырвалось облако серой пыли и осыпало рукав его голубой рубашки. – Или здесь?

Пылью окрасился его второй рукав, но теперь, чтобы убедиться в этом, Пащенко и Пермякову пришлось повернуть головы – Кряжин находился уже в другом углу ангара.

– Мне плохо... – прошептал Харин.

Отряхнув рукава, Кряжин внезапно успокоился и махнул рукой Пермякову – на улице искали дверь в ангар и никак не могли найти. Врачи и кто-то из прокуратуры, судя по разговору.

– Владимир Павлович, – сказал Иван Дмитриевич, – материал об избрании вам меры пресечения уже сегодня поступит в суд. Больное сердце и адвокаты не помогут. Ведь вас поместят в специализированную тюрьму. Для больных. Там у вас будет предостаточно времени, чтобы подумать о моем интересе к мешкам. Окажу вам услугу: я буду ждать ваших правдивых показаний до обеда завтрашнего дня. А сейчас склад будет опечатан.

Июнь заканчивался, и сибирский климат обещал в середине лета настоящее пекло. Кряжин смотрел на небо и с жалостью думал о Вадиме Андреевиче и Пермякове, которым придется здесь остаться.

– Ты правду говорил? – спросил Пащенко, едва «Волга» выехала за ворота. – Ты знаешь причину смерти Оресьева на самом деле или это проговорка?

Кряжин покачал головой.

– Я знаю наверняка. Но у меня нет главного. Исполнителей его убийства. Тот случай, когда логика остается на заднем плане развивающихся событий. Обычно есть исполнители, – посмотрев по сторонам, Иван Дмитриевич вдруг вспомнил. – Где Харин проживает, ты говорил?