Том 3. Восхождения. Змеиные очи
вернуться

Сологуб Федор Кузьмич
Шрифт:

«Много было вёсен…»

Много было вёсен, – И опять весна. Бедный мир несносен, И весна бедна. Что она мне скажет На мои мечты? Ту же смерть покажет, Те же все цветы, Что и прежде были У больной земли, Небесам кадили, Никли да цвели.

«Безжизненный чертог…»

Безжизненный чертог, Случайная дорога… Не хочет жизни Бог, – Иль жизнь не хочет Бога? Опять встаёт заря, Колышутся туманы, И робко ждут Царя Томительные страны. Но лютый змий возник, И мечет стрелы злые, И грозен мёртвый лик Пылающего змия. Для смерти – здесь чертог, Для случая – дорога. Не хочет жизни Бог, И жизнь не хочет Бога.

«Виденья злые, кто же вас…»

Виденья злые, кто же вас Воздвиг над мрачной бездной В неизречённый час, Святой, но бесполезный? И чей бессмертно-вечный сон, О тени гибельные, вами В недобрый час отягощен, Как небо облаками? То воля мудрого Творца, Иль злобным вражеским соблазном До вожделенного конца Единый мир предстал мне разным? О, как томительно не знать Того, что сердцу вечно ясно, И неустанно вопрошать, – И вопрошать напрасно!

«Изнемогающая вялость…»

Изнемогающая вялость, За что-то мстящая тоска, – В долинах – бледная усталость, На небе – злые облака. Не видно счастья голубого, – Его затмили злые сны. Лучи светила золотого Седой тоской поглощены.

«Трепещет сердце опять…»

Трепещет сердце опять. Бледная поднялась заря, – Бедная! Пришла встречать Злого, золотого царя. Встал и пламенем лучей Опалил, умертвил её. Ропщет и плачет ручей, – Усталое сердце моё.

«В дневных лучах и в сонной мгле…»

В дневных лучах и в сонной мгле, В моей траве, в моей земле, В моих кустах я схоронил Мечты о жизни, клады сил, И окружился я стеной, Мой свет померк передо мной, И я забыл, давно забыл, Где притаились клады сил. Порой, взобравшись по стене, Сижу печально на окне, – И силы спят в земле сырой, Под неподвижною травой. Как пробудить их? Как воззвать? Иль им вовеки мирно спать, А мне холодной тишиной Томиться вечно за стеной?

«Объята мглою вещих теней…»

Объята мглою вещих теней, Она восходит в тёмный храм. Дрожат стопы от холода ступеней, И грозен мрак тоскующим очам. И будут ли услышаны моленья? Или навек от жизненных тревог В недостижимые селенья Сокрылся Бог? Во мгле мерцают слабые лампады, К стопам приник тяжёлый холод плит. Темны столпов недвижные громады, – Она стоит, и плачет, и дрожит. О, для чего в усердьи богомольном Она спешила в храм идти! Как вознести мольбы о дольном! Всему начертаны пути.

«Грустные взоры склоняя…»

Грустные взоры склоняя, Светлые слёзы роняя, Ты предо мною стоишь, – Только б рыданья молчали, – Злые лобзанья печали Ты от толпы утаишь. Впалые щёки так бледны. Вешние ль грозы бесследны, Летний ли тягостен зной, Или на грех ты дерзаешь, – Сердце моё ты терзаешь Смертной своей белизной.

«Ангел снов невиденных…»

Ангел снов невиденных, На путях неиденных Я тебя встречал. Весь ты рдел, таинственный, И удел единственный Ты мне обещал. Меркло, полусонное, Что-то непреклонное У тебя в глазах; Книгу непрочтённую С тайной запрещённою Ты держал в руках.

«Неустанное в работе…»

Неустанное в работе Сердце бедное моё, – В несмолкающей заботе Ты житьё куешь моё. Воля к жизни, воля злая, Направляет пылкий ток, – Ты куёшь, не уставая, Телу радость и порок. Дни и ночи ты торопишь, Будишь, слабого, меня, И мои сомненья топишь В нескончаемости дня. Я безлепицей измучен. Житиё кляну моё. Твой тяжёлый стук мне скучен, Сердце бедное моё.

«Есть тропа неизбежная…»

Есть тропа неизбежная На крутом берегу, – Там волшебница нежная Запыхалась в бегу, Улыбается сладкая, И бежит далеко. Юность сладкая, краткая, Только с нею легко. Пробежит, – зарумянится, Улыбаясь, лицо, И кому-то достанется Золотое кольцо… Рокового, заклятого Не хотеть бы кольца, Отойти б от крылатого, Огневого гонца.