Вранье, конечно, но Артур не знал, что еще можно им сказать. Голодные стоны детей вызвали жестокий спор между личностями, за которым последовало логическое обоснование и, наконец, единодушное согласие. Последнее собрание состоялось на шестой день. Последнее разделение на личности, последняя потеря памяти. В итоге все жители согласились покончить с этим. Потом голоса затихли, тишина господствовала в его голове. Впервые в жизни он искренне хотел умереть.

В глазах администрации клиники тот факт, что Билли очень мало ест, был не более чем фарсом, но только до тех пор, пока он полностью не прекратил принимать пищу. Терапевты были вынуждены признать существование проблемы и попытались убедить его в том, чтобы он начал с ними переговоры.

— Скажи нам, что ты хочешь, Билли!

Подразумевалось: «Мы откликнемся на твою просьбу, и ты снова начнешь есть».

— Я ничего не хочу, — отвечал он. — Оставьте меня в покое.

Он не рассказывал им о своем решении умереть от голода. В один день он совсем прекратил есть. Во время смены персонала психолог записал эти слова в тетрадь наблюдений:

«Билли ничего не ел сегодня. Наблюдайте за ним. Может быть, он начинает заболевать. Грипп?»

Вечером надзиратель, который передавал ему поднос с едой, спросил:

— Эй, парень, ты голодный?

Билли отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— Ты под наркотиком?

Миллиган продолжал улыбаться.

— Хорошо, если не хочешь есть, никаких проблем, дружище.

После того как на следующий день Билли отказался завтракать, к нему пришел доктор.

— Оставьте меня в покое, — сказал ему Билли, смотря в пол. — Я всем доволен. Я счастлив. Я только хочу, чтобы меня не трогали.

— Возьмите у него анализ крови, — приказал доктор медсестрам, — проверьте, не принимает ли он наркотики.

Результаты анализа были отрицательными. Поначалу в прессе писали, что он тайно принимает еду. Департамент психического здоровья отправил новых надзирателей сторожить его камеру.

Скоро он престал говорить. Осознание того, что клиника больше не сможет никак повлиять на его судьбу, вызывало у него чувство глубокого удовлетворения. Теперь он был ведущим в этом танце. После смерти его труп вынесут отсюда через лестницу.

Несмотря на их остервенелое желание посадить его в тюрьму, им не удалось заключить в клетку его разум, и они не смогут долго хранить его тело закрытым в камере. К своему большому изумлению, Билли понял, что это был самый счастливый период в его жизни. Наконец-то он увидел конец тоннеля. Скоро все кончится.

Он сожалел о том, что сделал со своей жизнью, он чувствовал себя виноватым за то, что использовал и мучил некоторых людей, особенно тех трех женщин, на которых напал в порыве безумия. Но он не испытывал больше жалости к самому себе, потому что вскоре собирался уйти из жизни. Конечно, он бы очень хотел услышать, что будут рассказывать после его ухода, но на самом деле это его не волновало. Не терпелось узнать, что же ждет его после смерти.

Посреди груди появилось сильное жжение, как будто его душа разрывалась на части. Одна из них кричала: «Давай! Вперед, сделай шаг!» Тогда как остаток инстинкта самосохранения шептал ему: «Нет, нет… Остановись». Он не испытывал физической боли, скорее невыносимые душевные страдания, сосредоточенные в его сердце: все тревоги и беды его жизни, казалось, накопились, разъедая его, как кислота. Он знал, что на время можно было охладить это жжение алкоголем или наркотиками, но проснувшись, он бы снова испытал боль, которая его поджидала. Не определяемая стетоскопом, она пожирала его, как пожар, бушующий под кожей.

Единственный способ покончить с этой мукой — принять смерть. Это фактически означало то же самое, что нажать на курок. Принятие собственной смерти устранило бы боль. Он спрашивал себя, испытывал ли его настоящий отец, Джонни Моррисон, то же самое, прежде чем повернуть ключ зажигания в закрытом гараже.

Он почувствовал, будто поднялся над болью. Начались галлюцинации. После десяти дней без пищи он увидел невероятные вещи. Тысячи птиц летели перед окнами, настолько реальные, что он крикнул надзирателям: «Вы их видите? Вы видите птиц?» А какие цвета! Пурпурный, ярко-голубой, — невероятные оттенки. Он поворачивал голову во все стороны, чтобы увидеть, откуда исходят эти переливающиеся отблески, но они не имели видимого источника. Картины и звуки смерти. Он вспомнил тот день, когда Челмер закопал его живьем, тогда ему было восемь, почти девять лет. Именно тогда Денни впервые увидел цвета смерти…

Июньское утро. Кукуруза высотой почти 60 сантиметров в полях. В росе блестит солнце, и капельки струятся по лобовому стеклу. Маленький Билли ждал в грузовике, одетый в китайские серые шорты и майку, на ногах пара синих мокасин. Челмер вышел из дома. Жестким и нервным движением он надел кобуру своего пистолета 22 калибра и сел в машину. Он резко выжал сцепление своего пикапа и тронулся с места как ураган, скрипя шинами по гравию аллеи. Когда Билли увидел, что они выехали с дороги 22 на аллею, ведущую к кладбищу, его охватил страх. Челмер приказал ему не выходить из машины. Билли смотрел, как его отчим подходил к маленькому кладбищу с 12-угольной оградой. Из-за высокой травы он не видел, что делал Челмер, но когда отчим вернулся к фургону, он выглядел спокойней. Они снова отправились на север по дороге 22. Это было странное маленькое кладбище. Билли слышал истории о черных мессах на ней, и знал, что там был похоронен подросток. Он спросил себя, на что это похоже — умереть?

На вершине холма Челмер остановил машину у бара Оазис, из которого вышел через час с упаковкой пива под мышкой. Он не переставая пил на протяжении всего пути до фермы. Разгрузив трактор, Челмер бросил тяпку под ноги Билли и приказал ему начать полоть ряды кукурузы. Когда Билли работал, он не поднимал глаз от земли. Он услышал, что отчим спускается с холма на тракторе. Вдруг кулак Челмера обрушился на его голову, и он упал на землю.

— Ты пропустил там сорняк, болван!

Билли поднял заплаканные глаза на разгневанного отчима. Челмер пошел к сараю, то и дело останавливаясь, чтобы глотнуть пива из бутылки. Некоторое время отчим работал внутри, потом заорал: