А я взвалю его на свои плечи. Навсегда.

И будь я проклят, если этого не сделаю. Конечный вес определю я.

Малыгина-младшего можно было и не заключать под стражу. Наш закон таков, что на тех же основаниях, по каким на сына зампредседателя гордумы надели наручники, их можно и снять. Не понять этого может лишь дурак. Мне нужна правда, а узнать ее я могу лишь так. Надев на Артема Малыгина наручники.

Через десять минут он окажется в камере, где его дожидается озадаченный Жора. Если я не ошибся, то одно из недостающих звеньев вплетется в цепь моих рассуждений уже сегодня.

А сейчас мне следует ждать движений сразу с нескольких сторон. Может быть все – от предложений принять в подарок автомобиль до удара кувалдой по голове из-за угла. Малыгин-младший за решеткой – это уже повод посудачить о содержании последующего приговора. И повод предпринять определенные действия.

Едва я успел скинуть мантию и отпустить заседателей, как меня вызвал Николаев. Все как обычно. Не проходит и пяти минут после оглашения мною приговора по какому-нибудь скандальному делу, как на моем столе звонит телефон и после короткой паузы Алла мне сообщает:

– Антон Павлович, вас приглашает Виктор Аркадьевич.

Меня это уже давно не раздражает. Конечно, можно возмутиться или тонко намекнуть Николаеву, что я не обязан давать объяснения по поводу принятого решения. Но есть люди, которые этого не понимают. Причем эти люди – судьи.

– На каком основании вы это сделали?

– На основании того, что я – судья. – Я устало отвалился на спинку стула в кабинете Николаева и, забывшись, вынул сигареты. Опомнившись, спрятал.

Виктор Аркадьевич оценил этот жест.

– Но каковы законные основания?

Он дает мне понять, что предполагает – у меня были иные, то есть незаконные?..

– Совершено тяжкое преступление, санкции по этой статье достигают в максимальном размере десяти лет лишения свободы. – Я не понимал, зачем я это объясняю человеку, который носит мантию. Такого же цвета, что и моя. – Вчера утром, когда я выгуливал собаку, ко мне подъехали люди из братвы и дали понять, что у Малыгина-младшего начались на воле проблемы. Не хватало еще, чтобы в ходе судебного следствия подсудимый пострадал.

Николаев занервничал.

– Струге, вам же известно...

– Да, мне известно, чей он сын. Но я не помню, чтобы в УПК относительно этого делались какие-то ремарки.

– Господи, Струге, вы как пионер, честное слово! – Председатель поморщился. – Вам даже выговор объявить не за что!

– Конечно. В Законе о статусе судей такая мера не предусмотрена...

Он не выдержал:

– А если в СИЗО его не примут? Тюремный врач осмотрит и признает невозможным содержание его под стражей?

– Он выздоровел. Ходит без бинтов. Но если тюремный врач даст такое заключение, то, в соответствии с законом, Малыгин Артем Семенович будет водворен в тюремную больничку до полного излечения. Странно, я думал, вы знаете о такой...

Из разговора я делаю выводы. Первый – Николаев работает на Малыгина. Очевидно, его папа сумел-таки убедить моего председателя. Интересно, что стало предметом торга со стороны зампредседателя гордумы? Впрочем, охватить диапазон возможностей Семена Матвеевича не представляется возможным. Он может все. Второй вывод – поскольку Николаев никогда не пойдет наперекор воле Лукина, значит, Лукин также на стороне семейства Малыгиных. Вот еще одно звено в цепь.

– Скажите честно, Струге, какой приговор вы собираетесь оглашать?

Вот это уже – полная неожиданность. Ни один председатель никогда не задаст такой некорректный вопрос. Это против правил. Если Николаев на это пошел, значит, я на самом деле всех запутал. Что ж, тем лучше.

– Даже не хочется говорить на эту тему. Вы свой кабинет проверяли на предмет прослушивания? Я за девять лет уже два «жучка» у себя обнаружил! Привлекут нас с вами, Виктор Аркадьевич, за нарушение этики судей да за подготовку заведомо неправосудного решения...

– Идите, Струге...

Такую фразу я слышу от каждого председателя суда. Я уже пережил троих, и каждый из них, когда хотел сказать: «Ты дурак, Струге, и взять с тебя, по сути, нечего», всякий раз произносил: «Идите, Струге».

И я, как всегда, иду.

78-13-18.

Бормочу эти цифры, как заклятие, весь день. Уже давно пора понять, что я их не забуду, но что-то внутри меня вновь и вновь выбрасывает в сознание эту незамысловатую комбинацию. В конце концов, есть только один способ избавиться от этого наваждения.