К дискуссии подготовилась я, в общем-то, добросовестно: моя записная книжка кругом испещрена цитатами, заметками, пометками, положениями, примерами, тезами, антитезами, восклицательными и вопросительными знаками… В ожидании, когда закрутится разговор, рисую в своей записной книжечке кружочки и овальчики и мысленно вновь и вновь прокручиваю в голове собственное выступление:

«Это хорошо, дорогие товарищи, что наш дружеский круг окружил наконец этот круглый стол. Молодежь и идеалы?! Они, товарищи, как концентрические круги — один заключен в другом! Что еще можно сказать по затронутому вопросу?.. Если брать на круг, идеалы наши в основе своей прекрасны. И молодежь у нас, если брать округленно, тоже замечательная… Но, товарищи! Сегодня уже недостаточно округлять — получается порочный круг! (Хлопок ладонью по круглому столу.) И коль скоро собрались мы за этим (два хлопка) столом, то это еще не значит, что мы должны обходить острые углы. (Со значением поднимаю граненый кусочек сахара и бросаю его в кофе.) Хотя окружающая нас молодежь, как я уже говорила, в целом — замечательная, но… круговерть легкой музыки, легкомыслие, легковесные чувства, легковые автомобили, легкость, с которой… и круг замыкается! А как же эстафета отцов?.. Как метко сказал… заявил… подчеркнул… Однако… все же…» Полагаю, более всеобъемлющей речи для круглого стола и не придумаешь. Не забыть бы только — вовремя поднять кусочек сахара!

— Пожалуй, начнем, — окинув окружающих кругленькими глазками, встал председательствующий, тщетно пытаясь застегнуть пиджак на округлом животике.

Я уж было изготовилась подняться, но тут, как чертик из коробочки, вскочил какой-то круглощекий деятель — то ли социолог, то ли психолог — толком не расслышала.

— Как это чудесно, — радостно начал он, — что мы, люди с общим кругом интересов, собрались наконец за круглым столом! Не так ли? И все же… дает ли это нам право обходить острые углы и грани? Конечно, наши идеалы прекрасны… не так ли? И молодежь вокруг замечательная, не так ли? Однако достаточно ли сегодня… не так ли?

Кровь ударила мне в лицо. Голова закружилась. Покосилась на его записную книжку — и там мои кружочки накручены!.. Ах, плагиатор! И тут внимание мое привлек сосед справа — его взгляд тоже был прикован к кружочкам в записях оратора, а круглая лысина вдруг утратила блеск.

— Буду откровенен, — продолжал сыпать психолог-социолог, — в определенных кругах нашей молодежи… кружные легкие пути… легкая музыка… легкий флирт… облегченное понимание… Порочный круг! Не так ли? А эстафета?.. Не так ли?.. Разве можно? Не так ли?.. Говоря короче (моя цитата!)… по словам известного (снова моя цитата!!)… и как ни крути (третья моя цитата!!!)… Однако… Не так ли?

Он закруглился и удовлетворенно сел. Да и как тут не испытывать удовлетворения: все мои мысли скрутил, все кружочки и цитаты прикарманил да вдобавок чуть ли не весь кофейник выхлебал! Господи, и как можно приглашать такого обормота! Молниеносно возникла мысль открутить голову этому наглецу, дать ему суровую отповедь: «Товарищи! По словам уважаемого оратора… нашей молодежи не хватает?.. Преклоняется, видите ли!.. Подобное может прийти в голову лишь тому, извините, кто абсолютно ничего вокруг себя не видит… не знает, чем дышит наша молодежь… А она дышит! (Хлопок по столу — этого еще не украл!) И будет дышать, что бы там… Кто, если не молодежь… в библиотеках… театрах… цехах… где кипит… где новь… Сидите за столом, сработанным чьими руками? Лакомитесь печеньем, кем изготовленным? Не крутите, уважаемый!.. Нет! С такими округлениями далеко не…»

К сожалению, меня вновь обвели вокруг пальца — вскочил сосед справа, яростно потирая свою круглую лысину.

— Если принять на веру утверждения предыдущего оратора — голова пойдет кругом, — тихо начал он и тут же круто вскипел. — Наша молодежь?! Не хватает?! Не стремится? Не дышит?! Не крутите хвостом, товарищ, не запомнил вашей фамилии… Дышит! (Шесть хлопков по столу!) В библиотеках!.. На фермах!.. В цехах… Даже это печенье!.. Этот стол! (Десять хлопков!) Молодыми руками… Испечено! Сработано! (Шестнадцать ударов!) Все вокруг…

— Осторожнее, это вам не барабан, — строго предупредила я, подхватывая падающий кофейник.

— В цехах! В депо! На полях! — барабанил он все громче. — Окружают нас пламенные сердца! А вы? С такими округлениями? Порочный круг!.. Нет, нет и нет!!!

Он закруглился и, довольный, огладил ладонью свою лысину, вновь обретшую первоначальный блеск. А я? Мои глаза стали круглее, чем стол. Как же тут выкрутиться? Что происходит? Может, окружающие сговорились посмеяться надо мной? Ну нет, братцы, не выгорит у вас!.. И в голове моей закрутилось третье застольное слово: «Ну, товарищи! Ну зачем же так, зачем? Не слишком ли категорично? К чему крайности? Оглядимся вокруг. Возьмем театр. Есть там седовласые и курчавые, лысые и длинноволосые. А в библиотеках? То же самое! И те, и эти! И пекут не только молодые. К примеру, моя бабушка — такие пироги с яблоками! Ах! Не так ли? То-то! В цехах и не в цехах… дышит и не дышит… идет и не идет… вперед и назад…»

— Наиболее верным представляется третье решение, — встала какая-то круглоротая и крутолобая. — К чему крайности? Зачем столь полярно? Ведь и молодые, и старые… Пекут и не пекут. Идут и не идут. Назад и вперед… Вокруг да около…

Круг окончательно замкнулся.

— Товарищи! — всхлипнула я — в глазах круги, кругом темно — и на четвереньках выползла в соседнюю комнату, где не было никакого стола.

Все охотно последовали за мной.

— Простите, пожалуйста, вы?..

— Маэстро!

— Скажите, маэстро, вы этим поездом прибыли с гастролей?

— О да, прямо с гастролей!

— Как вы…

— Маэстро, маэстро!

— Как вы чувствуете себя после гастролей, маэстро?

— Чувствую под ногами твердую, как никогда, почву!

— А как же, маэстро, наш перрон сделан из отличного железобетона!.. Прошу прощения, сейчас подниму свой блокнотик… Так как же прошли гастроли, маэстро?

— О-о-о-о!.. Может, и нескромно, но смею утверждать — превосходно! Улыбки, объятия, овации, цветы… море цветов!..