— Не надо больше пытаться, а то он догадается. Как же это ты поскользнулся?

Василикэ Балш пожал плечами и сказал совсем тихо, так, чтобы его слышал только Хорват:

— Техника. Я работал, как в лучшие времена. Как бог. Если бы ты хоть сколько-нибудь ценил искусство, ты должен был бы целовать мне руки. Посмотри-ка! — Он сунул руку в карман и вытащил из бумажника банкноту. Положил на стол, посмотрел на нее, сделал огромные глаза и испуганно засунул банкноту обратно в карман. — Ну и влипли мы, Хорват. Это доллары.

— Чем же мы расплатимся?

Хорват уже видел себя арестованным, стоящим перед судом за воровство и торговлю валютой. Балш, более спокойный, порылся в карманах, вытащил бумаги железнодорожников, перебрал их и, обнаружив банкноту в две тысячи леев, облегченно вздохнул. Он положил деньги на стол и направился к выходу. Хорват пошел следом за ним. На улице они разошлись в разные стороны. Хорват сразу пустился бежать и бежал до самого центра. Он вспотел. Остановился отдохнуть у витрины. Не прошло и нескольких минут, как кто-то положил ему руку на плечо. Хорват испуганно обернулся. Это был Василикэ Балш.

_— Куда ты помчался, а? Я уж думал, что не найду тебя.

— Уходи отсюда, пока мы не попались! — сердито сказал Хорват. Пот тек с него ручьями.

— Не бойся, — громко ответил Василикэ Балш.

Хорвату показалось, что он говорит громко специально, чтобы напугать его. Балш продолжал:

— Уж если Василикэ тогда выбрался из крепости, то этих провинциалов бояться нечего. В бумажнике я нашел четыре тысячи долларов. Клянусь… я не хочу надувать тебя… А ну-ка поищем место, где бы я мог отдать тебе твою долю… будь спокоен, в этих вопросах Василикэ Балш очень честен…

— Иди ты к черту! — набросился на него Хорват. — Ты что, думаешь, я живу воровством?.. Не нужны мне твои деньги. Поступай с ними, как хочешь, и чтобы я тебя больше не видел. Сделай так, чтобы мы никогда уже не встречались. Это в твоих же интересах… Я человек честный…

Балш причмокнул губами:

— Честный и дурак. Значит, ты водишь компанию с ворами только тогда, когда они тебе нужны… Благодарю тебя, Хорват. Знаешь, еще пять минут назад ты мне нравился. Я даже хотел расцеловать тебя, хотя ты толстый и уродливый. Но думаю, что теперь я тебя никогда не поцелую. — Он сплюнул сквозь зубы и затерялся в толпе.

Хорват, хотя ему было жаль, что они так расстались, все же не пошел за ним. Он продолжал стоять у витрины и рассматривал выставленные там вещи. Ни о чем не хотелось думать. И все же высокая фигура Василикэ Балша снова возникла перед его глазами, как будто укоряя его за грубость. «Жалкий воришка, — подумал Хорват. — Жалкий воришка, но все же он человек. По сути дела из-за меня он подвергался опасности, а я дал ему коленкой под зад. Я свинья», — сказал он себе. И пошел домой.

3

Спустя несколько дней «Патриотул», газета, финансируемая коммунистической партией, и «Вочя попорулуй» — официоз местных социал-демократов, опубликовали подробные статьи о результатах эксгумации тела примаря д-ра Еремии Иона, заключение судебного медицинского эксперта и следователей полицейской префектуры. В статьях доказывалось, что смерть примаря наступила в результате выстрелов из огнестрельного оружия крупного калибра. Удалось установить, что пули были выпущены из пулемета с немецкого танка типа «Тигр». Хорват прочел статьи несколько раз. Он уже знал наизусть, что восемь пуль прошили грудную клетку господина Еремии Иона, что они пробили легкие и задели сердце в нижней его части, под какими-то артериями со странным латинским названием.

Указанные газеты не удовлетворились изложением фактов, они начали настоящую кампанию против редакции газеты «Крединца», обвиняя ее в том, что она хотела скомпрометировать старого борца-коммуниста. В качестве примера приводились подобные же случаи из практики газеты Маниу «Дрептатя».

Самой счастливой из всех читателей этих газет была Флорика. Вооружившись газетами, она обошла всех соседей. Она помирилась даже с тетушкой Мэриоарой, той, у которой был сонник. И только ради того, чтобы рассказать, что ее муж не убийца. Она уже не сердилась на Хорвата за то, что он два дня не приходил домой, а когда узнала, что он возвращается на фабрику, в свой цех, так обрадовалась, как будто получила крупный выигрыш по лотерейному билету.

— Наконец-то, — говорила она ему, — и ты взялся за ум. Подумал о семье. — Однако она не могла понять, почему Хорват молчит как рыба, почему он мрачен. — Тебе плохо дома?

— Да нет, Флорика, мне очень хорошо.

— Тогда почему же ты молчишь?

— А что мне делать? Петь?

— Не петь, а разговаривать.

Потом она спросила его, когда он пойдет в уездный комитет, ведь его должны выбрать.

— Я туда больше не пойду!

— Почему?

Хорват на мгновение задумался, как, каким образом объяснить ей все, но не нашел подходящих слов. Сказал только: