Когда два года назад Хал навестил меня на острове Хос и предложил заняться контрабандой, я был на грани самоубийства. Эн давно развелась со мной, жила в столице и была счастлива с новым мужем, дети выросли и разъехались кто-куда. Тэм не послушался родителей и подавать документы в университет не стал. Он поступил в юнкерское училище, потом закончил курсы младших командиров и отправился на один из северных островов служить в чине штаб-сержанта. Три года назад ему присвоили звание моринер-лейтенанта. Ада вышла замуж и переехала на другой остров. Молодожены обосновались далеко на востоке, поэтому мои письма шли месяцами и часто не удостаивались ответа. Я жил с семьей брата, перебивался случайными заработками и всерьез подумывал о том, чтобы приставить к виску абордажный пистолет.

Нас еще три раза вызывали на допрос, вместе и по одиночке. Вопросы задавали одни и те же, не били и не угрожали. Я подумал, что следователя вообще не волнуют наши ответы, казалось он чего-то ждал и поэтому не брался за нас всерьез.

Целыми днями мы сидели или лежали на лавках, или меряли шагами свою темницу. Курево закончилось в первый же день, а новых папирос раздобыть было негде. Хал попробовал было договориться с надзирателем, но из этого ничего не получилось.

На четвертый день нас перевели в другую камеру. Она была просторней, вместо глухой двери здесь была решетка и караульный мог круглосуточно наблюдать за нами. Хала это раздражало, и он часто затевал бессмысленную перепалку со стражником. Я впал в какое-то странное оцепенение, казалось все, что происходило, не имело ко мне никакого отношения. Арест, предстоящий суд и наказание совершенно не занимали меня.

Кормили три раза в день. Еда была невкусной, зато ее было много. В обед нам наливали полный котелок жидкого супа, на ужин давали, выловленные из него же водоросли, а на завтрак остатки того-же вчерашнего супа.

На пятый день к нам пришел посетитель. Когда в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги, я лежал на лавке и дремал. Надзиратели ходили по-другому, обычно они никуда не спешили, к тому же звук от топота тяжелых, кованных сапог был совсем другой. Эти шаги были легкие, словно к нашей камере шла женщина или человек маленького роста. Я сел и уставился на решетку.

– Кажется, к нам посетитель.

Хал встрепенулся и тоже сел.

Газовый рожок мигнул, и я увидел у решетки, какого-то человека в пальто и широкополой шляпе. Последнее время зрение стало меня подводить, поэтому я наклонился вперед и прищурился, разглядывая незнакомца.

– Идиоты, - услышал я знакомый голос, - жалкие старые идиоты.

Перед дверью нашей камеры стоял капитан Рок. Он сильно высох и постарел, но вид все еще имел бравый.

– Старые, глупые идиоты, - повторил он, развернулся на каблуках и ушел.

– Кажется это был Рок?
– удивленно спросил Хал.

За последние 13 лет я видел старых знакомых всего два раза. Однажды ко мне заехал в гости доктор Пор, он проходил мимо острова Хос на торговом судне и воспользовался короткой остановкой, чтобы меня навестить. В другой раз, на причале, я случайно столкнулся с лейтенантом Хотом. Он переезжал вместе с семьей к новому месту службы. Мы коротко поговорили в ожидании парохода, выпили по кружке пива и расстались хорошими друзьями.

Доктор Сол прислал мне два письма. В одном поздравлял с Новым годом, в другом изливал на меня, какую-то миссионерскую белиберду. На второе письмо я не ответил.

Все эти годы я получал весточки от Хала. Писать он не любил, поэтому просто присылал мне открытки с подписью. Я отвечал тем же. Когда два года назад, грязный и окровавленный, он постучал в мою дверь и попросил о помощи, я ни минуты не колебался. Неделю он отлеживался на моем диване, а потом мы вместе вышли в море.

Появление капитана Рока вывело меня из состояния полной прострации. Всякий раз, когда этот человек возникал в моей жизни, обязательно происходило что-нибудь интересное. Мы долго обсуждали с Халом этот неожиданный визит, но так и не пришли к единому мнению. Капитан считал, что разведчик здесь оказался случайно, например, зашел в тюрьму по своим гнусным секретным делам, я же считал, что Рок специально разыскивал нас.

Прошло еще два дня. Жизнь в камере становилась невыносимой. В дальнем походе нетрудно мириться с недостатками друг друга. На корабле всегда есть возможность, хотя бы не на долго, закрыться в собственной каюте. Но здесь, в четырех стенах, совершенно некуда было деваться от недовольного ворчания Хала и бесконечных жалоб на отсутствие табака и выпивки. К тому же, не особенно аккуратный от природы, капитан пренебрегал элементарными средствами гигиены, поэтому я даже обрадовался, когда нас обоих вызвали на допрос. Визит к следователю был единственной возможностью глотнуть свежего воздуха.

Конвоир открыл решетку и провел нас на второй этаж. Охрана была усилена, в коридоре дежурили вооруженные стражники, но в любом случае, о побеге мы не думали. Нас провели в комнату следователя и оставили одних. Хал сразу прошел к столу, взял из пепельницы окурок и закурил.

– Перестаньте, капитан, - сказал я, - это отвратительно.

– Бросьте, Бур, - ответил он, жадно затягиваясь, - бесчеловечно держать курящего человека без табака. Я воспринимаю это, как пытку, как ущемление личных прав и свобод. К тому же я не брезглив.