К тому времени, как я допил коктейль, в подвал вошла Рейя, облаченная во что-то шелковое и розовое. Я поставил стакан, она обвила руками мою шею и сообщила:

— Мелафия велела составить тебе компанию.

— Чудесно, солнышко. У меня был тяжелый день. — Я погладил Рейю по длинным светлым волосам и прижал ее к себе не несколько долгих минут. Затем забрался обратно в свой гроб, а Рейя устроилась рядом, опустив голову мне на грудь.

— Скажи «спокойной ночи», Рейя.

— Спокойной ночи, Рейя, — отозвалась она.

Уильям

Ридрек напевал себе под нос:

— На охоту мы идем, хей-хо, хей-хо! На охоту мы идем…

Даже за все богатства мира я не сумел бы ответить на вопрос, с чего это он вдруг так повеселел. Было совершенно очевидно, что Ридрек собирается уничтожить меня — раньше или позже. Однако сейчас, насколько я мог судить, он был очень доволен жизнью. Я не доверял ему ни на, как это сейчас говорится, миллисекунду, блокировал свой разум, отстраняясь от его шуток, концентрировался на собственной ярости… Или страхе людского мира.

Мой персональный обеденный колокольчик…

Усевшись за руль машины, принадлежавшей мэру, я отвез Ридрека в одну из самых неблагополучных частей города. Думаю, для данного конкретного внедорожника это была первая поездка в подобные кварталы. Они состояли из старых обшарпанных домов, добрая треть которых была заброшена. Жители этих кварталов вынуждены ходить по темным, неосвещенным улицам — отличная приманка для любого убийцы. На сей раз настала наша очередь.

Я заглянул в себя, проверяя на прочность свой гнев. Если уж охотиться — то делать это здесь, среди уголовников и обитателей притонов. Все лучше, чем пить кровь невинных.

Нужно думать о деле. Сейчас я не мог позволить себе роскошь беспокоиться о Джеке или о том, что могло случиться между ним и Шейри в мое отсутствие. Джек уже большой мальчик, и ему пора это доказать.

Отыскав в себе эти необходимые сейчас темные мысли, я погасил фары и притормозил перед полуразрушенным трехэтажным домом, который уже давно стал ночлежкой для бездомных. Исполинские дубы свешивали во двор свои ветви, закрывая от взгляда верхние этажи. Дверь была заколочена, как и окна первого этажа, но внутри находились люди. Я слышал, как они скребутся там, точно крысы. Еще в доме кто-то орал пьяным голосом.

Я вышел из машины и отдался во власть своего гнева. Мне потребовалось немало времени, чтобы научиться контролировать его, выпуская наружу лишь в самые черные дни. Сегодня я снова высвобожу чувства, дабы уверить моего создателя, что я опять принадлежу ему безраздельно.

Ридрек улыбнулся.

— Идем?

Я кивнул. Едва мы достигли крыльца, как где-то внутри раздался выстрел.

— Так даже лучше, — сказал Ридрек. — Люблю, когда людишки дерутся.

Без малейших усилий я отодрал доски от входной двери.

— После тебя, — сказал старый вампир с церемонным поклоном. Я не стал тратить время и убеждать его, что гости входят первыми. Ярость бурила во мне, как сексуальное возбуждение.

Длинный темный коридор, воняющий нечистотами, делил дом на две половины. Справа поднималась изъеденная термитами лестница, лишенная половины ступеней. Пол в холле зиял темными провалами. Когда мы вошли, какое-то существо, отдаленно напоминающее человека, поспешно скользнуло в одну из дыр, укрывшись в темноте подпола. Я увидел несколько пар красных глаз, мигающих из углов, и ощутил легкое тепло их бегущей по венам крови. Это место не предназначено ни для людей, ни для тварей. И все же мы пыли здесь — и те, и другие.

Откуда- то послышались крики, эхом разнесшиеся по всему пространству дома. Раздался еще один выстрел. Отринув класть рассудка, я отдался на волю инстинкта, и тот привел меня к дверному проему одной из комнат. Тускло мерцала керосиновая лампа, в полуразрушенном камине горел огонь, сломанная мебель и несколько старых матрасов составляли убогую обстановку комнаты. Пахло прелой одеждой, мочой и спиртом. В стенах я увидел дыры от пуль, оставшиеся, надо полагать, от других подобных ночей. Человек с пистолетом в руках был так пьян, что не заметил нашего появления. Он сосредоточил внимание на женщине и двух детишках, сжавшихся у камина.

— Я ж велел сготовить мне ужин, с-сука! — Мужчина попел пистолетом в сторону женщины и пнул разломанный ящик, подвернувшийся ему под ногу.

Женщина крепче обняла детей, прикрывая их своим телом.

— Не из чего готовить, — сказал она едва слышно.

— Найди че-нить! — приказал «стрелок», с трудом удерживая пистолет на весу, — А не то… — Внезапно он заметил меня. — Что за…

Взгляд Ридрека остановился на детях. Он испытывал особую тягу к юным и невинным. Я глянул на женщину, обнажил клыки и прошипел: