– Оперсосы, вас пахан кличет!

Александр похлопал Сеню по щекам, растер уши - будил.

– Не надо, - попросил Сеня.

– А что надо?
– от дверей поинтересовался Казарян.

– Ты кто такой?
– вдруг почти разумно осведомился Пограничник.

– Я - оперуполномоченный Московского уголовного розыска Роман Казарян. Пойдешь со мной?

– А куда?

– В камеру.

Силы для того, чтобы сообразить, что с ним, иссякли, и Сеня опять приспособился заснуть.

– Кончай балаган, Рома. Пойди пригони машину поближе, а мы с Сережей его под белы ручки поведем.

Пока его вели, Сеня раскачиваясь между Смирновым и Ларионовым, пытался петь "В Кейптаунском порту", а в машине, сидя между Ларионовым и Казяряном, мигом уснул, уснул с храпом и стонами.

– Господи, и такой стопорит!
– удивился Ларионов.

– Это-то и страшно, Сережа, - серьезно сказал Роман.
– Сколько их таких - дураков, несмышленных сявок, которые решили, что они - отпетые урканы. Много бед наделать может шпана эта.

– Рома, ты складское дело полистал?
– перебил его Смирнов.

– Эге. Довольно странная компания там собралась. Много их и разные все. Я списочек готовлю.

– Следователь для закрытия концы рубил?

– На первый взгляд все гладко.

– А на второй?

– Читать надо, Саня, а не листать. А я листал.

Сеню отправили в камеру отсыпаться, Ларионов и Казарян ушли, а Смирнов все сидел в кабинете - не было сил и желания перемещаться в пространстве. Без стука отворилась дверь, и вошел Сам. Александр вскочил:

– Товарищ комиссар...

– Сиди, сиди, - расслабленно махнул рукой Сам.
– Ребят отпустил?

– Так точно. А что - нужно?

– Да нет. Пусть отдыхают, умаялись. У тебя курить что есть?

Смирнов пошарил по карманам, вытащил пустую пачку "Беломора", скомкал ее и бросил в урну. Посмотрел виновато на Ивана Васильевича и вдруг вспомнил: выдвинул ящик стола, достал роскошную черно-зеленую коробку "Герцеговины Флор".

– Ты, как Сталин, - сказал Иван Васильевич.
– "Герцеговину Флор" куришь.

– Так ведь не было вчера в буфете ничего, вот и взял эти.

– Чего оправдываешься? Кури, что хочешь.
– Сам затянулся еще раз. Слабенькие и кислые. Ты с которого часа сегодня?

– С шести утра.

– Так какого черта здесь торчишь?

– Сейчас пойду, - пообещал Смирнов, не двигаясь.

– Гоп-стоп размотал?

– Да вроде бы.

– Господи, как голова трещит! Из кабинета своего убежал, надоело. Каждые полчаса начальство по телефону стружку снимает. Я, что ли, эту амнистию объявил?
– Иван Васильевич встал со стула и направился к двери. А в Тимирязевском лесу того... как его там?

– Ленька Жбан.

– По-моему там междусобойчик, Саша.

Сам удалился, закрыв дверь. Александр, не зная зачем, оглядел невзрачную свою комнату. И стол свой пустой, и обшарпанные стулья, и облупившийся сейф. И неяркие огни сада "Эрмитаж" за окном. Не сезон еще.

По Каретному он добрел до Садового и по Садовому доплелся до площади Маяковского. Из окна казалось, что поздно уже. Так нет - гуляли, вовсю гуляли по улицах москвичи. Да и куда деваться - в коммуналках набитых только спать с грехом пополам можно.

На метро доехал до станции "Аэропорт". На Инвалидной улице зашел в тошниловку. Обрадованная его визитом, буфетчица Клавка, ничего не спрашивая, трижды клацнула сатуратором, налила пивка, кинула на тарелку бутерброд с красной икрой. За все про все - червонец без сдачи. Александр отошел в уголок, чтобы не заметили, устроился встоячку за мраморным столиком. Не торопясь, единым духом влил в себя трудовые сто пятьдесят, запил глотком пива, закусил бутербродиком. В желудке постепенно обнаруживалось горячее солнышко. Александр вздохнул и допил пиво. Вовремя: от стойки пер к нему с двумя стаканами в руках Жорка Червяк. И правда червяк - противоестественно вытянутый, с маленькой головкой.

– Иваныч, я на тебя обиды не держу...

– Давно в Москве?
– перебил его Смирнов.

– Вчерась прибыл.

– Смотри у меня, - пригрозил Смирнов и ушел из пивной.

На улице широкой грудью хватил холодного воздуха. Пахло талой водой, весной. Вот она расслабка. Жизнь стала неторопливой и симпатичной. У художественного ремесленного училища он свернул на Красноармейскую и мимо школы для дефективных, мимо ее чудесного голого сквера направился домой. Малокоптевский, стоящие покоем дома - дом два "а", дом два "б", дом два "в".