Шрифт:
– Извините меня, братцы. Устал.
– Повыпускали уголовников на свою шею, вот и хлебайте теперь горячего до слез, - позлорадствовал Виллен.
– Я, что ли, эту амнистию объявлял?!
– непроизвольно повторил слова начальства майор Смирнов.
– Не тех выпустили, не тех!
– прокричал Виллен в лицо Александру.
– Каких же надо было выпускать!
– поинтересовался тот.
– Ты у Алькиного отца спроси, - каких. Спроси, за что он три года перед войной отсидел.
– Ну, ошибка такая вышла, - все, что мог сказать Александр.
– Может, и с другими такая ошибка вышла?!
– Не может быть, чтобы со всеми ошибка вышла. У нас зря не сажают.
– Зря не сажают, зато зря выпускают, - Алик пошутил, стараясь сбить ненужный накал разговора, но Виллена нельзя было остановить.
– А врачи-убийцы? Где наша героическая орденоноска врач Томащук, разоблачившая агентов империализма? То-то, Саня.
– Так то Рюмин...
– начал было возражать Саня, но Виллен вновь перебил:
– Один Рюмин! Ах, злодей! Ты же опытный сыщик! Саня, ты ж понимаешь, что никакой Рюмин за такое дело без высокой санкции не возьмется. Взять персональных врачей всех членов Политбюро! Ай да Рюмин!
– Отстань от меня, Вилька, а?
– попросил пощады Александр.
– Лукавишь, майор, сам с собой лукавишь!
– Мальчики, вы очень громко кричите, а дети спят, - укорила Роза. Потом добавила: - И участковый, наверное, где-то рядом бродит.
– Сам участковый! Какая честь!
– съязвил Александр.
– Там чудеса, там участковый бродит, оперативник на ветвях сидит, вольно процитировал Пушкина Алик, и все заржали. Добился-таки своего Алик: Виллен угас окончательно и решительно поднялся.
– Мне пора. Спасибо, тетя Роза, за макароны, за чай. Лешка, книги я тебе на днях занесу. С тобой, Алик, мы договорились. А ты, Саня, дави эту мразь уголовную, без жалости дави!
– Виллен оглядел всех.
– Дядя Яша, до свидания. Привет всем.
И ушел.
– Когда в газетах о деле врачей-убийц напечатали, мне в институте прозвище дали, "дитя Джойнта" - сообщил Лешка.
– А теперь под какой кликухой проходишь?
– поинтересовался Александр.
– "Ошибка Коминформа" - серьезно ответил Лешка.
Веселый человек Лешка, весь в папу. И ленив в него же. Он единственный из выпуска, кто еще продолжал учиться в институте. Лешка не был вечным студентом, просто он очень долгое время был абитуриентом. Когда он провалился на вступительных экзаменах в первый раз, Вилька и Алик пришли его ободрить. Лешка лежал на кровати и смотрел в потолок. Соболезнования принял, как должное, а на вопрос, что дальше собирается делать, твердо ответил:
– Буду работать.
На робкие попытки узнать, на какой ниве он хочет трудиться, презрительно заметил:
– Вы меня неправильно поняли, я буду работать над собой.
И работал. Вставал, как штык, в шесть утра, делал энергичную зарядку с гантелями, обтирался холодной водой и снова ложился спать. До двенадцати. После обеда отправлялся в историческую библиотеку, где внимательно читал любимого своего Джерома К. Джерома, Дюма-опера, Ильфа и Петрова. Вечером помогал брату Мишке готовить уроки. Пройдя за три года школьную науку еще раз, он вместе с Мишкой поступил, наконец, в неприступный до этого Цветмет.
– Коминформ не ошибается, - возразил Алик.
– Это он в политических вопросах не ошибается, а в еврейском обязательно ошибется, - сказал Яша.
– Ша, евреи! Раскудахтались!
– цикнула на Яшу и Лешку Роза.
– Причем здесь еврейский вопрос?
– Еврейский вопрос всегда причем, - меланхолически пофилософствовал Яша.
– Заткнись, - распорядилась Роза и спросила: - Как мама, Саня?
– В рейсе.
– А ты все холостым гуляешь?
– Некогда жениться, Роза.
– Хочешь невесту тебе поищу?
– Уж если надумаю, сам выберу.
– Ты у нас такой. Шибко самостоятельный, - зацепил Алик.
Без стука распахнулась дверь, и в черном проеме эффектно замерла яркая пышная жизнерадостная еврейская красотка Соня.
– Ты что, совсем с ума тронулась?
– ужасным голосом закричала Роза. Время не знаешь, какое? Ограбят, изнасилуют, что тогда делать будешь?
– Расслаблюсь и буду получать удовольствие, - репликой из анекдота ответила Соня и осторожно сняла шляпу с широкими гнутыми полями.
– Пожрать есть что?