– Ребята, по-моему, вы спятили, - всерьез обеспокоился Смирнов.
– Вы занялись отысканием прорех в следствии закрытого дела и поисками мифического главаря. Извините меня, но вы совсем забыли, в чем наша основная задача. Очнитесь! Мы не главаря, вами сочиняемого, ловим, и не Казакова за руку норовим схватить. Мы ищем убийцу. Я считаю, что убил кто-то из деловой пятерки. Поймайте мне хотя бы одного из них.

– Пока нас не теребят, мы можем не пороть горячки.
– Казарян был спокоен.

– А почему нас не теребят, ты об этом подумал? Не теребят потому, что уголовник убит. И начальство наше не трогают поэтому же. Вот мы все вместе скоро и решим: сведение воровских счетов. Потом отложим это дело в сторону, благо есть чем заняться, а когда полгода пройдет, закроем с легким сердцем. А что? Ну, убили уголовника какого-то и убили. Только потому, что нас не теребят, раскрытие этого дела должно стать делом нашей совести и профессионального долга.

– Ты нас не агитируй, Саня, - предупредил Казарян. Смирнов выпустил пар и успокоился.

– Да я не вас агитирую - себя.

– Тогда свободный поиск, - предложил Ларионов.
– Время нам давай, освободи от текучки.

– Ты, Сережа, любишь копать вглубь, а главного не откопал.
– Смирнов встал, подошел к окну, глянул на свой нежно эрмитажный вид: - Почему убили Жбана? И вообще, что может послужить причиной их раздоров и поводом для сведения счетов? На поверхности две причины: первая - убеждение, что кто-то ссучился на допросе и заложил участников удачно проведенного дела. Тогда это убийство по решению толковища, о котором слухи обязательно ходят. Вторая - отначка. Яма, в которой хранится часть похищенного, в секрете от всех. Тогда подозрение и убийство по подозрению. Все подозревают всех. Тогда сложнее, тогда на конец не выйдешь. Еще соображения по причине убийства имеются?

– Ликвидация узнавшего местонахождение ямы. Вариант секрета отначки, - выдал свою версию Казарян.

– Вполне возможно. Еще?

– Больше ничего, Саня, - твердо сказал Ларионов.
– Просто так фантазировать я не умею. Мне материал нужен, понимаешь, материал, на котором я могу выстроить версию.

– Да... Значит, свободный поиск?
– спросил Смирнов. Кивнули оба Казарян и Ларионов.

– Даю три дня на разработку. Я нынче добрый, - подвел итог совещания главнокомандующий.

Нет, все-таки - огольцы. Казарян шел к отцу Геннадия Иванюка. С отцом проще, чем с матерью, та потонет в эмоциях. А отцу расскажешь, покажешь малозаманчивую перспективу, докажешь, что деваться некуда (а ему действительно деваться некуда), и он будет послушным, как хорошо натасканный волкодав. А давить надобно на волка - совсем беззубого пока волчонка. Сынка родного.

Отец Геннадия был шишкой средних размеров - председателем Мосгоршвейсоюза, одной из организаций Промкооперации, в систему которой входили пошивочные артели и ателье.

Одноэтажный особняк на Сретенском бульваре был трогателен, как трогательны уютные московские жилища середины прошлого века, приспособленные под учреждения. Этот хоть содержали в порядке - без халтуры покрашенные снаружи и внутри стены, непотревоженная старинная лепнина, натертые до блеска, наборные паркетные полы.

– Мне бы Тимофея Филипповича повидать, - обратился к секретарше Казарян.

– А вы откуда, товарищ?
– добросовестно исполняя свои обязанности, официально осведомилась секретарша. Казарян застенчиво улыбнулся и пояснил:

– Из милиции.

– Из ОБХСС?
– решила уточнить секретарша.

– На этот раз - из МУРа.

Кабинет был хорош потому, что и при дореволюционном владельце он был кабинетом. Любимый Казаряном орех: причудливая резьба, свободные неожиданные формы. Стол, кресла, стулья. После положенных приветствий Казарян поинтересовался:

– Мебель сами подбирали или по наследству?

– Еще со старых времен. Заменить руки не доходят.
– Полноватый, но не полный, и потому весьма вальяжный, в хорошо сшитом пиджаке, Тимофей Филиппович царским жестом указал на кресло, подождал, пока усядется Казарян, и тоже поинтересовался:

– Чем обязан визиту представителя столь почтенной организации?

– Не "чем" - "кому". Сынку. Кровинушке вашей.
– Казарян атаковал с ходу.

– Опять, значит, - поник Иванюк-старший.
– Вы его арестовали?

– Зачем спешить? Если вы сделаете так, что он нам поможет, вместе поищем варианты.

– Не понимаю, ничего не понимаю.

– А что тут понимать? Он рассказывает мне все, только честно, - тогда он свидетель. Он молчит или врет - тогда он соучасник.

– В чем соучастник?