– Ух ты! – удивился Исмаал, опустившись рядом с Даудом на корточки и беря короткую казачью винтовку. – Хороша!

– Принимай подарочек, Исмаал. Это тебе от Соси, божьей милостью.

Исмаал прицелился и довольно крякнул:

– Ай, спасибо Соси! Такую винтовку отдал!

– А это тебе, Хасан, на память о Касуме. – Дауд протянул ему точно такое же, как у Довта, ружье.

Хасан покраснел от радости. Но взгляд его не отрывался от дула пятизарядной винтовки, что виднелась в груде листьев.

– А это моя, – сказал Дауд, перехвативший взгляд Хасана. – Ну, посмотрели, теперь давайте понадежнее упрячем их.

Исмаал уложил две винтовки на днище арбы, прикрыл ветками и листьями.

Дауд взял топор и принялся рубить дрова. Делал он это с удовольствием. Видать, истосковался по работе, давно ведь по дому ничего ие делал.

Исмаал хотел сменить его, но Дауд отмахнулся:

– Нет, друг, оставь. Очень мне приятна эта работа.

– Ну а мне что же, так и стоять? Знал бы, второй топор прихватил.

– Вот и хорошо, что нет второго. Двумя топорами мы бы за час покончили с этой работой, и остался бы я опять со зверьем один на один. А так подольше побудете со мной.

Хоть день был короткий, а арбу все же нагрузили задолго до наступления темноты.

– Придется еще часок переждать, – сказал Исмаал. – Нельзя с такими дровами засветло из лесу выезжать. Элмарза увидит, придерется. С ним может и стражник оказаться. А у нас там под дровами…

Наступил вечер, и они тронулись в путь. Дауд перекинул свою винтовку через плечо, попрощался с друзьями и направился в противоположную сторону, сказав, что уходит на два-три дня во Владикавказ.

В село вернулись к ужину. Исмаал и Миновси усадили Хасана за стол и не отпустили, пока не поел с ними. Но вот покончено и с этим. Хасан уже изнемогал от нетерпения, когда наконец ружье окажется у него в руках. Исмаал попробовал было возразить: не стоит, мол, брать его с собой, пусть лучше у них полежит пока, упрятанное понадежнее. Но парень так упрашивал, что Исмаал уступил.

– Только, смотри, не хвастай им. Убери подальше. Достанешь, когда понадобится, не то греха не оберешься.

Хасан согласно кивнул, спрятал ружье под черкеску и вышел. На улице он не раз огляделся. И только убедившись, что никого вокруг нет, быстро пошел к дому.

А спокойствие было мнимым. Уже несколько ночей потчует Соси двух казаков, которые из его двора следят за домом Кайпы, ждут появления Дауда. Никто из домашних, понятно, не знает, зачем зачастили к ним казаки. А Соси изо всех сил ублажает их, чтобы не раздумали и ходили бы до тех пор, пока не схватят его врага.

К счастью, на этот раз казаки были заняты угощением и никто не видел, как Хасан проскользнул в дом. Он спрятал ружье в очаге и вошел в комнату.

– Где же твои дрова? – спросила Кайпа.

– Завтра привезем нам. Не делить же одну арбу на двоих.

– И завтра, как сегодня, вернешься ни с чем, – махнула рукой Кайпа.

– Я и сегодня не с пустыми руками! – гордо вскинул голову Хасан.

Выскочив в сени, он вернулся с ружьем. Кайпа испуганно попятилась:

– Убери, убери его, чтобы глаза мои не видели!

– Оно не заряжено, не бойся!

– Откуда это? Где ты взял?

– Дауд подарил.

– Зачем оно нам? О дяла! Только ружья в нашей жизни не хватает.

– Значит, понадобится, иначе Дауд не дал бы мне его.

– Хочет и тебя лишить крова. Сам не может нос домой сунуть и других с пути сбивает…

– Ничего, недолго… Скоро власть скинут, тогда… В эту минуту во дворе послышались шаги.

– Убери его! – зашикала Кайпа.

Хасан вышел в сенцы, спрятал ружье и, услышав стук, пошел открывать дверь.

– Кто там? – спросил он.

– Это я! Открой скорей!

– А-а, Сями, входи!

Сями прямиком пошел к печи. Сел на корточки и протянул руки к огню. Не почувствовав тепла, он положил ладони на плиту. Бедняга весь дрожал, и теперь уже не только нижняя губа – вся челюсть у него отвисла и тряслась.

– Вададай, с чего ты так сильно замерз? На улице ведь не холодно! – удивилась Кайпа.

– Ради бога, Кайпа, позволь мне сегодня у вас переночевать?

– Ночуй, конечно, о чем разговор. Слава богу, места хватит.

– Братья не пускают меня домой из-за того, что не поехал сегодня в лес. Я бы поехал, – стуча зубами, объяснял Сями, – если бы не заболел. Ломает всего, и голова кружится.

– Голоден ты, наверно, потому и голова кружится, – Кайпа поставила перед ним ужин – долю Хасана. – На, поешь. Садись и ты, – кивнула она сыну.