Шрифт:
– Обожглась? – спросил Хусен, но к огню не пододвинулся. Боялся, как бы Эсет опять не сказала, что это не мужское дело – хлопотать у очага.
– Обжечься пока не обожглась, но очень там жарко.
– Потому, наверное, ты сегодня и на прополку не пошла, – улыбнулся Хусен, – что любишь, где попрохладнее.
– Нани не взяла меня. Боится, загорю на солнце. Она говорит: девушке нельзя загорать, надо быть белой как снег! Я не понимаю зачем. Разве не все равно, будешь белая или черная? А, Хусен?
Хусен молча пожал плечами. А сам почему-то не мог оторвать глаз от ее коленок. Эсет и вся была белая, как молоко, и очень нежная. Хусен сравнивал ее с распустившимся цветком. Только про себя, конечно…
Кабират и Соси в последнее время очень нежат и холят свой «цветок». Но мысль о том, для чего и для кого они это делают, еще не приходит в полудетскую голову Хусена. Не знает он и того, что красота Эсет едва расцветет… тотчас и померкнет, что растопчет ее жестокий человек. Ничего не знает пока Хусен. Не знает и Эсет. Им сейчас весело.
Хусену, как никогда, хочется, чтобы Эсет подольше побыла у них. Но время бежит. Кабират обещала вернуться к вечеру, и Эсет торопится.
Хусен совсем поник. Уж лучше бы она вовсе не приходила. Теперь ему особенно грустно одному. А раньше он ведь не скучал без нее! Может, и сегодня было бы как прежде? Но вот пришла и, уйдя, оставила ему грусть…
С приближением вечера Хусен немного рассеялся. Скоро вернутся мать и Хасан. Надо наколоть дров, принести воды, чтобы Кайпа сразу принялась готовить.
Султан уже спал, а Хусен, сидя у порога, не спускал глаз с улицы. Хотелось поскорее услышать скрип приближающейся арбы. Дважды проезжали мимо их двора арбы. Наконец третья остановилась у ворот. С нее сошли двое – Кайпа и Хасан. Арба поехала дальше.
Хусен застыл от удивления. Сначала он подумал, что кто-то еще был на их арбе и повез дальше свой груз. Но почему тогда Хасан не поехал с ним? Арбу-то назад надо пригнать. И почему не сняли мешок с мукой? Хусен готов был сам кинуться за арбой.
– Куда она поехала? – с нетерпением спросил он, не дождавшись объяснения.
– К себе домой. Куда же еще? – тяжело вздохнула Кайпа.
– Куда домой? Разве это не наша арба?
– Не паша, не наша! – прикрикнул Хасан, словно в том, что арба эта чужая, есть какая-то вина Хусена. Прикрикнул и пошел вслед за матерью в дом.
– Тогда где же наша? – ничего не понимая, спросил Хусен.
– Где наша? В пропасть свалилась!
– Что ты кричишь на него? – вмешалась Кайпа.
– А чего он пристал?
– Не пристал, а тоже хочет знать.
– Хорошо. Расскажем, раз хочет знать. Наша арба осталась в Моздоке. А лошадь отобрал хозяин. Ясно? Доволен?
Хусен в недоумении. Что значит «отобрал хозяин»? Разве не они хозяева?
– Какой хозяин? – выговорил он наконец. – Кто отобрал?
– Обыкновенный хозяин, казак! Взял и увел. Вот так. – Хасан обхватил себя обеими руками за шею и пригнулся.
Мать горестно покачала головой и, обняв Хусена, сказала:
– Обманули нас, продали нам краденую лошадь. Хозяин опознал ее и увел. Не суждено, выходит, было…
Наконец Хусен понял, что произошло. Не понял он только одного: почему мать так спокойно говорит об этом? Не плачет, не молит бога?… А она вдруг погладила его по голове и запричитала:
– О, чтобы сгорел тот, кто сделал нам такое зло!..
И тут Хусен, не сдержавшись, горько заплакал.
– Ну захныкал, как девчонка! – презрительно скривился Хасан.
– Перестань, сыночек! – и сама едва сдерживая слезы, утешала сына Кайпа. – Будет у нас лошадь… Если суждено…
Дрова, приготовленные Хусеном, так и остались нетронутыми. Очаг в тот вечер не разжигали. Неприютно было в доме.
2
Хасан поднялся с рассветом, сбегал к Рашиду и быстро вернулся.
– Ты чего это чуть свет вскочил? – спросила разбуженная мать.
– Если я буду спать до полудня, наши дела не поправятся.
Он еще не мог прийти в себя после поездки в Моздок.
– Куда ты собрался, я могу об этом знать? Хотя у тебя теперь столько тайн от меня…
– Иду на работу. Овец угромовских купать. Вот и вся тайна.
– Что же ты вчера не сказал? – засуетилась Кайпа. – Я бы с вечера испекла тебе сискал.