Размышления Бахирева были прерваны внезапно раздавшимся возгласом:

— Руссия, Илья, заходи ко мне!

Илья повернул голову в сторону, откуда раздавался голос, и увидел Датука. Улыбнулся и повернул к его хижине. У входа стояли грубо вырезанные из бревен идолы. Лица их были уродливы: длинные уши, широкие рты, глубоко сидящие глаза под прямыми бровями, острые головы.

Илья вошел внутрь хижины.

Малайцы сидели, ели убикаю, приправляя клубни пальмовым повидлом.

Хижина была убрана всевозможными фигурками — видно, изображениями божеств, — вырезанными из скорлупы орехов и напоминающими идолов, поставленных у входа. Среди других выделялась одна замысловатая фигурка из черного отполированного дерева, изображающая старика, рассматривающего краба. Казалось, что старик сейчас подымет голову, взглянет на вас и заговорит.

Вдоль стен стояло много плетенных из травы или тоненьких прутиков корзинок и мисок; тут же громоздились свежесрубленные кокосовые орехи и висели початки кукурузы. Через решетки в хижину струился дневной свет, подчеркивая всю бедность ее внутреннего убранства.

Датук сочувственно спросил:

— Кушать нечего, да?

— Есть, но мало, — признался Илья.

Датук пригласил его поесть. Ели молча, а потом малаец вдруг закивал головой, весело и очень быстро говоря что-то на своем языке. Илья ничего не понял. Тогда Датук взял его за руку и повел на другую половину хижины — очевидно, кладовую.

Здесь Датук взял из большого вороха один кокосовый орех, выковырнул из него сердцевину и начал тереть ее на терке. То же самое проделал он с одиннадцатью или двенадцатью другими орехами. Получилась кашицеобразная масса. Датук переложил эту массу протертых ореховых ядер в глубокую посудину, сделанную из ствола толстого бамбука, налил воды и отжал размокшую массу над другой такой же посудиной. Получилась жидкость, похожая на молоко. Датук сказал:

— Когда солнце пойдет к вечеру, заходи, руссия Илья, к малаю Датук. — И большим пальцем правой руки он несколько раз показал на свою грудь, на хижину и на посудину с кокосовым молоком.

Это было первое приглашение в дом к малайцу с того времени, как моряки очутились на острове.

Бударин, узнав об этом, посоветовал:

— Сходи, сходи обязательно! Ты его учил соль добывать, а он хочет тебя чему-то другому научить.

Солнце склонилось за полдень, когда Илья направился к Датуку. Тот радостно встретил его и повел в глубь своей хижины. Там уже стояло кокосовое молоко в глиняных горшках. Поверх молока образовалась сантиметра на два жирная пленка, похожая на сливки. Датук чашечкой, сделанной из скорлупы кокосового ореха, собрал кокосовые сливки, вылил на жаровню и поставил на огонь. Прошло около часа, и малаец подал Илье скорлупу ореха, наполненную кокосовым маслом. В это время пришел сосед Датука, забрал жаровню и большой горшок. Датук объяснил, что на два поселка имеется всего лишь одна жаровня и один горшок, поэтому они переходят от семьи к семье, по очереди.

— Мы и вас, русских, включили в очередь, — добавил Датук.

— Три манаси, — поблагодарил Илья по-малайски, а затем, показав на кокосовые орехи, покачал головой: плохо, мол, что у русских мало кокосовых орехов.

Помолчав, Датук сказал, что скоро малайцы пойдут далеко в лес собирать орехи и позовут тогда с собой русских.

В тишине раздалось пение пестрой птички-нектарницы [15] похожей на колибри. Она сидела на вайе пальмы и была так мала, что медленно пролетавшая голубая бабочка казалась гигантской по сравнению с певуньей. И вдруг птичка замолкла, затем испуганно и отрывисто закричала. Подняв глаза вверх, Бахирев заметил змею; извиваясь по стволу пальмы, она подбиралась к гнездышку птички. И та, не улетая от ствола пальмы, порхала, тревожно попискивая. Бахирев не раздумывал, схватил камень, запустил его вверх и попал в змею. Она упала на землю. Когда Илья подбежал к стволу пальмы, Датук уже добивал змею палкой.

Все успокоилось, и птичка опять уселась на вайе пальмы и залилась песней.

Прошло порядочно времени с того дня, когда Датук обещал позвать русских за кокосовыми орехами. Илья уже стал забывать про обещание старика, но вот поздно вечером он пришел к морякам и сказал, что утром малайцы уходят в джунгли и зовут русских с собой.

Бударин, улыбнувшись, заметил Датуку, что и здесь есть кокосовые орехи.

— Нет, нет, — замотал головой Датук, — много-много надо собирать, чтобы не только кушать, пить сок, но и делать масло… Много надо орехов.

Рано утром Бударин, Погребной, Бахирев, Чулынин, Бердан и Зверев направились в поселок.

Когда малайцы увидели моряков, они двинулись по тропинке в глубь джунглей.

Хотя в тропическом лесу было темно, люди шли быстро, не останавливаясь. Вскоре на востоке робко сверкнули первые радужные лучи. Заря разгоралась, охватывая все небо. Порозовели вершины пальм, солнечные лучи скользнули по стволам деревьев, по глянцевым толстым листьям, по свисающим густым лианам. Все ожило, засветилось, точно охваченное пожаром. Защелкали птицы, послышались крики обезьян.

Солнце уже было в зените, когда моряки подошли к большим зарослям кокосовых пальм. Деревья стояли прямые, стройные; их шершавые, лишенные ветвей стволы достигали в высоту около двадцати метров. Верхушки пальм, увенчанные кроной громадных перистых листьев — вай, густо переплетались между собой в плотный зеленый навес. Солнечные лучи едва достигали земли, принимая форму неясных бликов.

Приглядевшись, моряки увидели гроздья кокосовых орехов величиной каждый с детскую голову. Плоды висели на самой вершине под листьями, у ствола. А рядом поднимались, словно колонны, стволы других деревьев с беловатой, зеленой, желтоватой, иные почти с черной окраской. Одни стволы были совершенно гладкие, другие сильно морщинистые; у некоторых кора шелушилась, свешиваясь вниз длинными полосами.