— Тридцать шесть, — уточнил Кузьмин. — Трасса, правда, незаметная, не то что на ЛЭП-500. Опоры пока деревянные поставим, заменим впоследствии. Сейчас главное: время выиграть — в Анзебу энергию дать. Шесть бригад на трассу бросаем. Любые шесть километров ваши. Ну?.. К зиме, к первому снегу все надо сделать.

Николай, Володя и Дима Полодухин молча разглядывали кальку, прикидывали, какой выбрать участок. Толя чиркал карандашом в блокноте, что-то высчитывал. А Юрка глазел влюбленно на всех, со всеми мысленно соглашался, и улыбка всем на свете довольного человека не сходила с его лица.

Николай знал, что предстояло им на трассе. Надо было убрать лес, расширить просеку. Потом выкопать котлованы для опор. Собрать, точнее — связать из самых высоких, самых прямых сосен эти опоры, похожие на букву П, с крестовиной посредине. А когда опоры встанут по всей трассе, взобраться на каждую, на пятнадцатиметровую высоту, навесить гирлянды изоляторов и натянуть провода. И когда наконец все будет готово, электрический ток из Братска хлынет в Анзебу.

Стоило, конечно, сразу согласиться. Однако Николай не спешил. Пусть проявят инициативу ребята. А он уже приметил, что второй от Анзебы участок будет получше других. От поселка не так далеко, место ровное, без подъемов. И еще он заметил на кальке ниточку ручья — вода близко.

Дима Полодухин и Володя Данчевский тоже все увидели, понимающе переглянулись. Кузьмин перехватил их взгляд:

— Ну, решили?

— Второй от Анзебы, по-моему, — сказал Володя.

Его поддержали Дима, Толя и Женя-москвич.

— Считаем, застолбили, — Кузьмин довольно улыбнулся. — Участок мастера Малахова. С ним будете решать все дела, ему подчиняться. А я назначен прорабом всей трассы.

Николай сразу поскучнел: с этим Малаховым были у бригады старые счеты и распри. Еще с тех самых пор, когда монтировали радиоузел. Мудрил чего-то Малахов с нарядами, закрывал не по действительному объему работ, а выводил какие-то средние цифры. Потом намекнули осведомленные люди — калым надо собрать мастеру, как в соседней бригаде. Посовещались тогда и решили: не на таковских напал — не дождется. А Малахову хоть бы что, не пойман — не вор, ничего не знаю, ничего не предлагал. Такого и не ухватишь.

На людей Малахов смотрел сумрачно, что-то в уме прикидывал, изредка улыбался мрачной улыбочкой. И вдруг исчез дефицитный тончайший медный провод. Сколько ни искали — как в воду канул. Ходили темные слухи: малаховских рук дело. Но слухи слухами, за руку не схвачен, стройка большая, списали провод в естественные убытки. И опять Малахов командует. Хоть маленький, да начальник. А с таким начальником гляди в оба, а то горя хватишь. Но знал Николай и другое: побаивался Малахов их дружной бригады. Да и с ним, с Николаем Кружилиным, приходилось считаться: кадровый электрик, награжденный знаком министерства, передовой бригадир. И Николай от облюбованного участка решил не отказываться. Наоборот, его уже тянуло на эту незаметную трассу, он уже прикидывал, с чего начать, как расставить людей.

— Завтра на рекогносцировку местности поедем, — сказал Кузьмин. — Посмотришь, как все в натуре выглядит.

«Натура» Николаю понравилась, и спустя два дня бригада, вместе с вернувшимся из Иркутска Сашкой, приехала на трассу.

К вечеру надо было поставить шалаш и вообще устроиться, чтобы завтра уже работать на трассе. Но Сашка все еще продолжал свой перекур. Николай почувствовал, как в нем закипает злость, однако сдержался. Ребята перешли полянку и будто нехотя срубили несколько берез и осинок. Николай хотел прикрикнуть на Сашку, но тот встал, спросил вроде бы заинтересованно:

— Кого будем делать, братишка? — И сам, по-хозяйски, предложил: — Давай-ка, я кухней займусь…

Кухня, подумал Николай, — дело неспешное. Ужин сготовят и на костре. Да и не бог весть какая сложная работа — выкопать ямку для очага и пристроить сверху, вместо плиты, лист железа. А Сашкины руки очень бы пригодились на расчистке, где работали сейчас все. Но Николай побоялся обидеть старшего брата бригадирской властью.

— Ладно, — сказал он с неохотой, — займись кухней.

И только потом, присоединившись к бригаде, понял, почему так ответил. Не хотелось подпускать Сашку к ребятам, которые расчищали поляну от кустарника и мелколесья. Он опасался, что даже на таком нехитром деле Сашка первым потребует перекура и, как не раз уже бывало, собьет рабочее настроение.

А работа, он видел это, уже захватила бригаду. Равномерно и сильно вмахивал, зажав в широких ладонях топорище, Женя-москвич; легко, будто играя, подрубал кусты Дима Полодухин, и медью отливала на солнце его рыжая голова; не отставал от него бородатый Володя Данчевский. В перестук топоров вливался тонкий металлический звон пилы, которую направлял, как всегда озабоченный, Толя. И, боясь отстать от ребят, напрягался, делал вместо одного два торопливых взмаха, запыхавшийся Юрка.

Николай попробовал пальцем лезвие топора, поплевал на руки и, встав неподалеку от Димы Полодухина, ударом наискось подсек засыхавшую сосенку. Сразу же он свалил вторую и пошел рубить, показывая свою железную бригадирскую хватку — попробуй угонись за ним, за Колькой Кружилиным!..

И, глядя на Николая, Юрка Левадный подумал, что нет, не угнаться ему за бригадиром, долго еще не угнаться. А не угнаться потому, что уже в семь лет Колька умел запрягать коня и колоть дрова, в тринадцать косил рядом с мужиками, а в четырнадцать встал к слесарным тискам. И если тронуть сейчас хоть бригадирову спину, хоть руки, не поймешь — железо потрогал или мускулы. Были они такими уже много лет, хотя не выжимал он штангу, как Дима Полодухин, не прыгал через веревочку в секции бокса, как Юрка, не упражнялся с гантелями, как Володя Данчевский…