Да и Никитин любил зайти сюда: похлопать по шкуре чучело медведя при входе, поздороваться с боевым чекистом метрдотелем Сахаровым, послушать знаменитого Лацы.

До четырех утра гуляла здесь веселая Москва.

И сейчас, проходя по Столешникову, Никитин срисовал двух перекупщиков золота: Морду и Морденка. Двух братьев, держащих в руках подпольную скупку бриллиантов, золота и царских десяток.

Промелькнул у комиссионки вещевой барыга по кличке Челси, солидно поклонился сыщику известный домушник Лазарь.

Никитин бегом взбежал на свой второй этаж, открыл дверь и попал в знакомый и такой милый коридор своей коммуналки.

Дверь в его комнату была закрыта, значит, Оля ушла в институт.

Из кухни вышла соседка Анна Ильинична:

– Это ты, Коля?

– Я, тетя Аня. Оля в институте?

– Побежала. Она как знала, что ты приедешь, – свекольник холодный сделала да котлет нажарила. Будешь есть?

– Хорошо бы, я только позвоню.

Телефон висел в коридоре. Старый заслушанный аппарат. Никитин набрал номер.

– Свиридов, – ответила трубка.

– Товарищ полковник, майор милиции Никитин…

– Ты где? – оборвал его Свиридов.

– В Столешниковом.

– На квартире. Через десять минут спускайся. Машину высылаю.

Свиридов положил трубку.

«Ишь ты. Даже адрес знают», – неприязненно подумал Никитин.

Он не любил чекистов. От них постоянно исходило странное ощущение опасности. Когда милицию перевели из МВД в МГБ, Управление уголовного розыска стало Управлением уголовного сыска. Часть наиболее доверенных сотрудников были переаттестованы на МГБ и остались оперуполномоченными, а остальные превратились в сыщиков.

В его отделе трое ребят, ставшие офицерами МГБ, получали больше него, начальника, так и оставшегося майором милиции.

Эта порочная система немедленно изменила дружескую, сплоченную обстановку, которой всегда славился МУР, породила зависть и наушничество.

Никитин без сожаления ушел из МУРа, в котором проработал ровно десять лет и прошел путь от опера в ОББ до начальника отдела особо тяжких преступлений.

Все эти сажины, муравьевы и прочие коммивояжеры от уголовного розыска изо всех сил старались завести в московской милиции эмгэбэшные порядки.

И, что интересно, это им удавалось. Не та обстановка стала в МУРе, не та. Но все равно, ребята в угрозыске работали славные, и такие, как Сажин и Муравьев со всеми их подлыми примочками, никогда не сделают из лихих оперов-сыщиков эмгэбэшников.

Никитин спустился вниз и увидел серую «победу», стоящую у порога.

– Я Никитин, – наклонился он к опущенному боковому стеклу.

– Садитесь, товарищ майор, – распахнул дверцу шофер.

Никитин удобно устроился на переднем сиденье.

– Приказано доставить вас к бюро пропусков.

Машина выскочила на Пушкинскую, постояла, пережидая троллейбус, и, лихо повернув, пошла к Лубянке. Через несколько минут Никитин вошел в бюро пропусков.

У окошечка его ждал капитан госбезопасности.

– Вы Никитин?

– Я.

– Давайте ваше удостоверение, товарищ майор. Оружие есть?

– Конечно.

– Придется сдать.

Никитин приподнял полу кителя, отстегнул ремешок оперативной кобуры, достал ТТ.

– Куда?

Окошко распахнулось, младший лейтенант взял удостоверение и пистолет и через несколько минут протянул пропуск и металлический жетон.

– Не забудьте отметить, товарищ майор, и не потеряйте жетон.

– Постараюсь, – усмехнулся Никитин.

На проходной – опять младший лейтенант и два сержанта с пистолетами.

Проверили пропуск и пропустили.

Никитин впервые был в здании московского УМГБ. Ничего особенного. Как и у них в МУРе. Темные коридоры, народ суетится. По широкой лестнице они поднялись на второй этаж.

– Сюда. – Капитан толкнул дверь.

Обычная приемная. Только вместо привычной секретарши – лейтенант в форме. Как во время войны в МУРе.

– Майор Никитин, – сказал капитан.

– Минутку. – Лейтенант вскочил, скрылся за дверью.

Появился он сразу же.

– Товарищ полковник ждет.

Кабинет у Свиридова был небольшой. Портреты Ленина, Сталина, Дзержинского на стене. Телефоны. Стол для совещаний.

Свиридов поднялся навстречу. Крепко пожал руку. Был он в хорошем штатском костюме, в красивом галстуке.