— Как дела на ниве искусства? — заглянул отец Алика.

— Нормально, папаня, — Алик перерос отца на полголовы, глядел на него сверху вниз и, Валерику показалось, снисходительно.

— Ужинать будете?

— Торопимся, папаня, некогда.

Отец Алика достал из жилетного кармана связку ключей, хрустнул одним, сунув в замочек бара, достал банку сока манго, в несколько ловких взмахов открыл ее возникшим под рукой консервным ножом. Наполнил одну чашку, затем другую.

— Хоть этим подкрепитесь.

Алик выпил сок залпом. Валерик — не торопясь, смакуя каждую капельку.

В дверь позвонили, вернее сказать, проиграли — звонок у Алика был немецкий и при нажатии на кнопку проигрывал: «Ах, мой милый Августин!» Вошли ребята, ровесники Алика. «Ну, теперь дискотеку побоку», — уныло подумал Валерик.

— Это к отцу нумизматы, — успокоил его Алик.

Отец Алика снова побрякал связочкой ключей, хрустнул другим и, наверно, так пчеловод вынимает из улья соты, осторожно вынул из «стенки» плоский ящичек с ячейками, в каждой из которых хранилась старинная монетка, понес к столу. Надвинул на глаз линзу в черном окуляре и вместе с ребятами занялся углубленным рассматриванием монет.

Алик прикрыл дверь в свою комнату, щелкнул задвижкой.

— Я думаю, прикинуться надо. Ты как считаешь, Валериан? — Он подошел к дивану, резким движением поднял сиденье, которое, огрызнувшись коротким металлическим звуком, послушно встало на попа, — под сиденьем, на дне деревянного короба с прилавочной аккуратностью были разложены пакеты с джинсами, плотно свернутые черные кожи, кроссовки, какие-то тряпицы, похваляющиеся яркими лейблами. У Валерика дух захватило от такой пестроты. Он, как и Алик, спал на диване, но у него под диваном чахли в пыли иные вещи — вроде старой отцовской шляпы, маминых туфель без каблуков, закатившихся в разное время пуговиц.

— Как думаешь, будет здесь на «Жигуль»? — не без гордости поинтересовался Алик.

— Разве это все твое, не Ары?

— Да как сказать… — Один из пакетов Алик бросил Валерику. — Сходишь на дискотеку, только смотри аккуратней, товарный вид не попорть.

В пакете была курточка, видимо, та самая, которую он уже держал в руках.

Куртка упруго топорщилась, не желая прилегать к телу.

— Эх, в рукавах длинновата, — оглядел Алик друга, — но не беда, можно подвернуть. Штаны многие подворачивают.

Сам он надел кожаную куртку, и это сразу сделало его взрослее и солиднее. Валерик подумал, что его курточка, должно быть, не так уж модна, гораздо моднее теперь кожаная или с вельветом на локтях, как у Абалкина.

Проходя мимо отца, сосредоточившегося на золотом динаре, Алик нагнулся, чмокнул его в голову, в то место, где волос не было, а гладко розовела просторная полянка лысины.

— Немного подышим кислородом.

— Дверь захлопните, — отвечал, не оборачиваясь, отец Алика.

Трамвайная остановка была рядом, напротив комиссионки. Пока не подошел редкий двадцать пятый номер, наблюдали за дверями магазина, которые не успевали как следует прихлопнуться — столько сквозь них проходило народу.

Прямо к дверям подкатили парни на такси.

— Доноры, — сказал про них Алик, — кожу сдавать приехали.

Действительно, из большой желтой сумки высовывался пояс кожаного пальто.

С Аликом было интересно. Он собирался получить паспорт в ноябре, однако и сейчас знал в жизни побольше иного взрослого. Валерику паспорт светил не скоро, через полтора года.

Рядом с комиссионкой стоял двухэтажный дом, выходящий на улицу широкими окнами, — это были мастерские художников. Одно из окон вспыхнуло сваркой.

— Малкин творит, — сказал Алик. — Ты знаешь, он здорово пошел в гору.

— Слышал, — сказал Валериан, думая, что гора, в которую идет Малкин, должно быть, очень высокая, вроде Эвереста.

Алик рассказывал о Малкине. Конечно, этот человек был незаурядным. Он умел из металла гнуть, лить, выдавливать любые формы. И керамикой занимался. Изобретал новые, никем не опробованные технологии. Алик заходил с Вадимом Петровичем к нему, видел, как он долбил в ступке цветные камни и бутылочные стекла. Мазал керамическую основу эпоксидной смолой, поливал одному ему ведомыми соусами; совал в печь. И снова мазал, и снова поливал. Обычно выпеченный таким образом пирог он как-нибудь оригинально называл — и изделие было нарасхват. Частенько он работал в противогазе, а художники, которые творили с ним по соседству, имея под рукой только холст и краски, жаловались на него. От газов и шума не было никакого спасения.

Подошел трамвай, битком набитый парковой молодежью. Протискались к заднему окну. Алик непринужденно болтал со случившимися рядом девчонками. Беззаботное настроение передалось и Валерику, однако время от времени от спохватывался: а что, если не пустят на дискотеку, скажут, маленький.

Дискплощадка была еще пустынна, но в глубине оркестрового колпака орудовал весь в коже диск-жокей. Несколько его добровольных помощников распутывали провода, развешивали светильники и фотовспышки.

— Привет, Вань! — перегнувшись через барьерчик, крикнул Алик.