Невероятная роскошь выезда, который подготовили для Натали, поразила Акима Евсеича. Карета оказалась одним цветом с платьем Натали, колеса сверкали позолотой. Запряжена она была шестеркой лошадей изабелловой масти, нет не белой, а цвета слоновой кости или сливок. Шестёрка лошадей оказалась настолько ослепительно красивой, что Аким Евсеич долго не мог поверить своим глазам. Длинные золотисто-молочные гривы роскошным шёлком растекались по шеям лошадей. Под стать гривам были и хвосты. Копыта лошадей аккуратно обёрнули тряпицами.

– Это пока по просёлку до города едем. А там - разуем коней. Золотом заблестят.
– Горделиво пояснял конюх.

– Это, это чьи же такие?
– еле перевёл дух Аким Евсеич.

– Его благородие, граф Михаил Николаевич подарил на свадьбу племяннику своему, зятю вашему, значит.
– Поклонился Акиму Евсеичу в пояс. И видя заворожённый взгляд Акима Евсеича, продолжил рассказ:

– К каждой из этих лошадок приставлен отдельный конюх. Головой отвечает. Спит рядом, до преж чем лошадь кормить, сам пробует. Родились-то они "цветными" - рыжими да гнедыми - но уже в молодом возрасте стали темно-серыми в седых "яблоках". Ну а потом уж и все поседели. Михаилу Николаевичу за каждую из них целое состояние предлагали. Отказался.

Аким Евсеич глядел на всё это великолепие и вдруг поймал себя на том, что разговаривает с женой, так, будто она живая, только по какой-то причине не может всего этого видеть.

В город Аким Евсеич приехал поздно. Но Натали ещё не спала.

– Батюшка, Аким Евсеич, уж и не знаю, как быть? Ничто не помогает. Бродит как тень по этим комнатам и сна ни в одном глазу, - зашелестела над ухом Настасья.
– Я ей чаёк приготовила, а она пить отказывается. Вас ждёт, чтоб удостовериться всё ли в порядке. Вишь, выезд-то для невесты с нашей стороны должен быть, а получилось, Немировы предоставляют. Вот и волнуется.

Аким Евсеич устало улыбнулся, чуть помахал рукой, мол, успокойся. И тут, услышав их разговор, вышла Натали.

– Уж и не знаю, рассказывать ли тебе, всё одно завтра сама увидишь?
– улыбался Аким Евсеич.
– Карету подадут на рассвете, когда горожане ещё спят. А как проснуться увидят чудо чудное!
– И Аким Евсеич, не удержавшись, рассказал про увиденных красавцев лошадей.

– Батюшка, Аким Евсеич, позволь, Христа ради, уложить нашу голубушку в постель. Да и вам пора. Завтра день-то какой! Да и настой травяной стынет, а его горячим пить надобно, чтобы душа ночью не тревожилась, а отдыхала.

– Да, конечно. Чуть не забыл. Парикмахер прибудет чуть свет. Ну, уж сначала меня обиходит, потому как время мало потребуется, потом за тебя возьмётся. А сейчас, Настасья права, спать, спать, спать.

Туманное утро за окном делало карету и лошадей плохо различимыми. Гривы и спины их были прикрыты покрывалами, даже хвост заправлен в специальный чехол. Кучер, дожидаясь в прихожей, пояснил, что вот туман осядет, солнышко проглянет, он снимет попону и хвост распустит, с копыт тоже тряпицы снимет. А то вода каплями осядет и никакого вида не будет.

Как только первый солнечный луч ударил в окно, Натали вышла на крыльцо. Аким Евсеич держал дочь под руку, и видел, сколь бледна она.

– Натали, смотри, как красиво!

– Да, конечно.

Он помог дочери сесть в карету, и удивленно повернулся к ней.

– Натали, что с тобой?

– Мне страшно, батюшка.

– Тебе? Страшно? С чего бы?

– Смогу ли я, сумею? Я покидаю родной дом не для того, чтобы быть последней среди первых.

– Дочь моя, весь народ выходит из одних ворот!

Не ожидавшая таких слов от Акима Евсеича, Натали улыбнулась.

– Вот, уже лучше. Ты не безродная, не бедная. Что нам с тобой, кроме собственных страхов, угрожает?
– И вдруг почувствовал, как внутри кольнуло неприятное воспоминание. Но он взял себя в руки: - Это вековая традиция невесте плакать перед венцом. Но ты-то своё уже выплакала. А кроме того, как полагается, уезжая исповедовалась, второй день маковой росинки во рту не держала, с раннего утра до прихода парикмахера стояла перед образом, коей мы с собой привезли. Помни, тебя не из милости берут в жены, это ты снизошла и согласилась.

Натали отодвинула шторку, выглянула в оконце:

– Батюшка, мы странно едем, сначала в центр, потом... будто опять в центр.

– А, совсем запамятовал. Михаил Николаевич распорядился, даже вчера специально на пролётке с кучером проехал по нужным улицам. Чтоб кучер знал, где следует быть замеченной карете невесты графа Немирова.

– Настасья наказывала, из-под венца другой дорогой возвращаться.

– Другой и вернёшься. В Спасском со своим супругом останешься.
– И вздохнул грустно.