В конце первой недели Джо уже принимал автобусные экскурсии с неизменным ленчем, получая по три доллара с головы. Туристов он приветствовал слегка измененной версией обычной речи, которой он встречал гостей в своих предыдущих домах: «Добрый день! Меня зовут Джо Одом, я специалист по налогам, брокер по недвижимости и пианист. Я живу в этом доме, построенном в тысяча восемьсот сорок втором году Фрэнсисом Бартоу, генералом Конфедерации, погибшим во время войны, которую мы до сих пор называем агрессией Севера. Вы можете свободно ходить по зданию и чувствовать себя здесь, как дома, но у меня есть одна просьба: если вы увидите закрытую дверь, то не открывайте ее – вы можете обнаружить в комнате, куда войдете, грязные носки или неубранную постель, а в ней, чего доброго, кто-нибудь спит».

Мэнди спустилась на пол. На ней было надето прямое, длинное, расшитое бисером платье с глубоким вырезом. Увешанную каменьями головную повязку украшало павлинье перо. По замыслу Мэнди такой наряд соответствовал духу девяностых годов прошлого века.

– Как я выгляжу? – спросила Мэнди, опершись на рояль в немыслимо сексуальной позе.

– Потрясающе, – ответил Джо.

– Тогда женись на мне, – предложила Мэнди.

Вместо ответа Джо поцеловал свою подругу и вернулся к выписке чеков. Один чек он вручил монтеру, второй – плотнику, а третий – главному подрядчику. Покончив с формальностями, мужчины некоторое время весело болтали, словно все они были уверены, что эти чеки чего-то стоят.

Когда рабочие ушли, к Джо подошел чернокожий старик, опиравшийся на палочку. Он суетился в баре весь день, готовя кофе для рабочих и подметая помещение.

– Мое время вышло, мистер Одом, – произнес он, бросив красноречивый взгляд на чековую книжку.

Джо отрицательно покачал головой. – Ах, Честер, не морочь себе голову этой глупостью. Всегда требуй наличные, если не хочешь остаться в дураках.

Джо достал из кармана бумажник, вытащил оттуда единственную двадцатку и вручил ее старику. Тот поблагодарил Джо и заковылял к выходу.

– Ладно, а теперь поговорим о той публике, с которой вы тут путаетесь, – заговорил Джо, снова обратив на меня внимание.

– Не знаю, что и сказать, – пробормотал я. – В общем, мне нравятся люди, с которыми я познакомился здесь, в Саванне. Но машину мне, конечно, надо поменять.

– Значит, не все еще потеряно, – облегченно вздохнул Джо и прикурил сигару. – Дело в том, что мы с Мэнди собираемся снять виллу с бассейном в Голливуде, когда там начнут снимать фильм по вашей книге. Но, судя по всему, дело идет к тому, что вместе с нами будет сниматься всякая шваль, а этого никак нельзя допустить.

– А кого бы вы предпочли? – поинтересовался я. – Мэра?

– Господи, только не это, – простонал Джо и на мгновение задумался. – У меня в доме живет одна женщина, которая, возможно, вас заинтересует. Она ведет колонку сексопатолога в журнале «Пентхауз». – Джо выжидательно посмотрел на меня. – Нет? Все ясно, значит, нет.

Я вытащил из кармана листок бумаги со своими пометками.

– Уж коли об этом зашла речь, – проговорил я, – то могу вас порадовать. Я решил расширить круг знакомств. Посмотрите, вероятно, вы одобрите мой выбор.

Я отдал Джо листок, на котором значилось: «Джим Уильямс, Мерсер-хауз, 429, Булл-стрит, вторник, 18.30».

Одом многозначительно покачал головой, словно ювелир, которому попал в руки редчайший камень.

– Ну вот! – сказал он. – Это лучше. Гораздо лучше. Джим Уильямс – звезда первой величины. Он блистателен, сумел добиться успеха, им восхищаются. Он немного надменен, но богат, очень богат, да и на дом его стоит посмотреть.

Вот так случилось, что я провел тот необыкновенный вечер в Мерсер-хауз в компании Джима Уильямса, его безделушек от Фаберже, его органа, портретов, нацистского знамени, психологических костей и взбалмошного юного Дэнни Хэнсфорда.

– Ну, и что вы об этом скажете? – спросил Джо, когда я вскоре после своего визита заехал в «Милую Джорджию».

– Скажу, что встретил там того молодого человека, которого вы обнаружили в своей постели, – ответил я. – Да, да, того самого – с татуировками и «Твою мать!» на футболке. Этот парень работает у Уильямса.

– Так вот кто это, – протянул Джо. – Должно быть, это тот тип, который гоняет на «камаро» и всегда паркуется у «Мерсер-хауз». У этого парня машина с форсированным двигателем, и он так лихо закручивает виражи на площадях, словно они – его собственная трасса «Формулы-1».

Между тем Дэнни Хэнсфорд был абсолютно неизвестен большинству обитателей площади Монтрей, для них он оставался некой безымянной личностью, которая периодически входит в Мерсер-хауз и выходит из него, садится в черную «камаро» и рвет с места так, что шины с визгом прокручиваются по мостовой. Одной из немногих жительниц площади, которые лично знали Дэнни, была студентка по имени Коринна, обитавшая на верхнем этаже дома на Монтрей. Коринна отличалась нежной белой кожей и копной золотисто-каштановых волос. Она сама шила себе одежду, выгодно подчеркивавшую ее главные прелести – грудь и ягодицы. Коринна регулярно завтракала у Клэри и не стеснялась признаваться, что знакома с Дэнни Хэнсфордом. «Это ходячий кусок секса», – говорила она мне.