Шрифт:
* * *
Наш тренер — профессионал… Он — дока в постановке всей игры, и мы терпели до поры, когда себе разрядку он давал, когда про деликатность забывал. Когда был тренер зол и груб, когда он, хлопнув дверью, уходил, мы говорили, что он тратит много сил, что спорт он любит и игру — и надо бы простить его хандру. Любил наш тренер повторять, что тоже всех готов простить, лишь стоит нам про все забыть и преданность команде сохранять — чтоб ни на что ее не променять. А если кто решал уйти, наш тренер заявлял на этот счет: «Тщеславие, неблагодарность, лень, расчет… Боятся трудностей, сбиваются с пути…» «Покойники» — так он о них шутил. Да, из того, что я узнал, люблю игру, люблю азарт, но почему нельзя назад, в команду ту, в которой начинал — неясно мне — я тренеру сказал. В ответ — все в рамках тех же схем: «Там вмиг лишишься формы ты и не достигнешь высоты. Тебя заело честолюбие совсем…» — образчик логики. И так примерно всем. Кто знает, чем когда влеком, команду не одну он сам сменил. Но проповедовал всегда и свято чтил — команде преданность — свой основной закон. Единственной — в которой тренер он. Вот календарь сезона полистав, рвать волосы вновь тренер наш готов — для гола верного необходим комплект голов. Но все ушли, от крика вечного устав. И нужно снова набирать состав… * * *
Ах, как хочется громко вскричать «Банзай!» Ах, как верится в то, что не съест свинья… Ах, оставьте: какие же мы графья! Ах ты, ебтыть… Такие дела. Слезай. Ох, как просто! Не формула бытия. Ох, не надо! Не можешь — не выбирай! Ох, не верю ни в чох, ни в вороний грай. Ох, «внутре» вся изгрызла меня змея… Эх, да что там: ведь даже Хамид — Карзай. Эх, семит все хамит, хоть курить бросай… Эх, ни гостей, ни костей опосля воронья! Эх, ну и что теперь? Ничего. Это я. * * *
Огни привокзальных улиц Впадают в озера света… А кто-то остался где-то, И грустно ему, наверно. И там же осталось лето, И расставанье — скверно, А вспоминать — не стоит… Но вновь в суете и шуме, Становясь просторней и площе, Смеется огнями площадь Весело и безумно…. * * *
То ли тропы, то ли тропики… Не морально, но реально. Не учи меня ты строфике — Помоги материально. Остры зубки, сладки губки: Раз дают, то как не взять… «Хоть любовь короче юбки, Я — не сволочь, ты — не блядь». То ли дело, там ли тело — Ни к чему душе сутулиться. Что болело, прогорело… Ночь. Фонарь. Аптека. Улица. Продолжаем разговоры мы. Женихаемся-невестимся. Зря орлами взвились вороны — Перебьются. Перебесимся… * * *
Такое иногда бывает — Когда в толпе ничей не встречен взгляд, И безысходность навевает Неясный гул, и надевает Привычный улица наряд из суеты, И в длинный ряд Машины строятся проворно, Я улыбаюсь непритворно, И одиночеству, бесспорно, И благодарен я, и рад… * * *
Когда затихнут отзвуки и звуки, Замолкнут голоса и отголоски, Погаснет свет и отсветы померкнут, Не разобрать — оттенки или тени, Не различить — где тон, где обертон, Тогда поймешь, что беспредметны муки, Страдания — тупы, глупы и плоски, И все равно, что бред, что брют, что вермут, И не списать судьбу на невезенье… Что было раньше — будет и потом. * * *
Распростившийся с негой, Лес пронизан лучами… Конь стремителен в беге Бесшабашно-отчайном. И в прическе — корона У всадницы юной. Ветром тронуты кроны Как гигантские струны… Исторические романы — Вам, читающим их романтикам, Слишком часто взоры туманят Воплощенья особой семантики. И живут неизменно, В снах и прочих виденьях — Благородство, измены, Поцелуи, дуэли, дуэньи… Это сказка, красивый вымысел, Из истории выжимка скудная, Та, в которой автор выместил Грусть и боль, недовольство буднями. Чем влекут вас полузабытые Времена, безнадежно отставшие, Девочки, не успевшие стать Маргаритами, Мальчики, в рыцари опоздавшие? Это мужество, глупость, бегство — Верить комиксам Ренесанса? Сирано восторгаться по-детски И Миледи всерьез опасаться? Не задумываясь над иронией, Не прислушиваясь к издевкам, Едут в Геную из Вероны Не по «Спутниковским» путевкам. Путешествуют всласть мальчишки, Ищут дружбу, удачу, любимых На страницах книжек зачитанных Дюма, Стивенсона и Грина… Дон-Кихоты, Гамлеты современности В детстве часто болеют насморком. Но воюют не только с мельницами, И порою случается — насмерть. Парадокс разрешается просто: Мир реальный — для большей гарантии — Ощущает нехватку острую В непрактичных, наивных романтиках… * * *
Париж увидеть — и не умирать. Стремиться ввысь — и не бояться неба. Себе не врать — и знать, где быль, где небыль. Не похваляться, едучи на рать… Возможно, ты еще на небе не был. Быть может, ты уже видал Париж. Теперь устал — и больше не шалишь. Кому-то — не тебе — читают требы… Тебя ничем никак не удивишь, Но — хочется свободы и любви. А коли так — иди, терпи, живи. Учись молиться: «Господи, услышь…» * * *
Мы не любим смешными казаться, старомодными и неуместными. Опасаемся неизвестного. Скользких тем избегаем касаться. Уступить — упаси нас боже. Не успеть — не имеем права. И проклятия — влево и вправо, и плевки, и пощечины тоже. Нам бы только успеха в деле. Остальное — не так уж важно. Где потонет кораблик бумажный, там линкор доберется до цели. Слабость нами не может быть признана — ну еще бы — «венцы мироздания». Прагматизма высотные здания заслоняют сомнений призраки. Мы боимся сказать что-то лишнее. Даже друга вниманьем не жалуем. Вдруг — обманемся? Вдруг — избалуем? Куда лучше — спокойствие личное. Вдруг улыбку поймут превратно, и смешны наши чувства и тщетны? И уже сторонимся заметно откровений простых, но невнятных. Мы боимся несоответствия, и страшимся не угадать, не умеем терпеть и ждать — и истерики, нервы как следствие. Следствие нашего же неумения быть умнее, добрее и проще. Неизменно на случай ропщем, непреклонны в своем самомнении. Избегаем мечтать — вдруг не сбудется? Так надежней — все точно прикидывать. На удачу надеяться — видано ль? И отступит что-то, забудется… Что-то, может быть, главное самое, затеряется в дебрях жизненных. Так заносит обломки лыжные снег на трассе гигантского слалома… * * *
На самом деле было все не так. Джеймс Бонд свое с избытком отслужил, Состарился, да и пошел в отставку — Почтенным адмиралом, кавалером Британских орденов. Конечно, сэром. Он коротает старость на Багамах, Женившись на (конечно!) Манипенни И быстро настрогав пяток питомцев… Он очень стар, уже не хочет баб, Не пьет мартини с водкой, ест пюре. Вот только шрамы иногда саднят, Но он привык. Восьмой десяток минул, Девятый скоро кончится. Увы? Да что там: если удалось житьё, Случилось дважды жить, вином и кровью Перемежая службу столько лет, То все не зря. Ну а по вечерам Сэр Джеймс садится в кресло у экрана И смотрит, что сваяли Брокколи. И даже верит в то, что это было… Все хорошо. Ведь правда? Все не зря?..