картины.

Полезно присмотреться к опыту американских университетов, где

есть выраженный мотив администрации в привлечении «звезд»,

причем эти «звезды» как раз получают свой престиж яркими

выступлениями на конференциях, статьями в лучших специальных

журналах и широко обсуждаемыми книгами.

Разумеется, здесь есть множество подводных камней, начиная от

административных традиций, кончая объективной трудностью

переездов из города в город. Ограничимся здесь только указанием на

ориентир движения.

Как преодолевают периферийность

Периферийность российской философии вполне родственна

периферийности наших социальных наук, тогда как многие отрасли

математических и естественных наук все еще выдерживают планку

вхождения в состав мировых центров.

Наряду с осознанием причин периферийности следует систематически изучить «истории успеха» — случаи прорыва изначально

периферийных областей в центр, приобретение

одиночками или группами «провинциалов» столичной значимости.

Соколов и Титаев уже указали на казус прорыва социологии

Чикагского университета на мировой уровень (см. главу 17). Известны

имена российских экономистов, филологов, психологов, получивших

долговременную интеллектуальную репутацию мирового уровня.

Выборку вполне можно расширить за счет математики и

естествознания (Лобачевский, Менделеев, Павлов, Бехтерев, 262

Ухтомский, Ландау, Капица, Канторович, Мальцев, Перельман), а

также за счет стран Центральной и Восточной Европы, Скандинавии

(например, Венский кружок, львовско-варшавская и финская школы

в логике, в философии науки).

В российской философии при всем разнообразии позиций (см.

выше) сохраняются два крыла: «провинциальное» западническое и

«туземное» почвенническое. В движении между этими полюсами нет

преодоления периферийности: «туземцы», начавшие изучать западную

философию (хоть классическую, хоть современную), становятся более

«провинциальными», таким же образом «провинциалы», гордо

отказавшиеся от поклонения прежним иноземным кумирам и

обратившиеся к «родным корням», превращаются в «туземцев».

Если согласиться, что интеллектуальный конфликт — это стержень

и главный движитель развития мышления [Коллинз, 2002], то нет

ничего удивительного в том, что прорыв из периферийности к

центральности также осуществляется в полемике.

Речь должна идти о двух главных «площадках» дискуссий:

непростое включение в споры, ведущиеся в зарубежных философских

журналах, и отечественные дискуссии с включением представителей

мягких изводов «провинциализма» и «туземства». Покажем, что успех

в обоих случаях определяется тем, насколько удастся идейный багаж

одного поля использовать в другом.

Начнем с полемики в зарубежных, прежде всего

западноевропейских и американских, журналах. Почему вдруг

вмешавшегося российского философа будут «слушать» (начиная с

согласия публикации статьи)? Знакомство с существом самой

полемики, позициями участников, предшествующими стадиями спора

в той же западной традиции — фактор необходимый (иначе, полное

непонимание), но не достаточный.

Действительно, для «центра» провинция лишь как провинция не

интересна. Внимание может привлечь только необычный ход

в аргументации, а для этого нужно использовать особый, еще не

освоенный «центром» интеллектуальный ресурс. Для российских

философов таким ресурсом является как накопленный багаж

отечественной мысли, так и идейное содержание актуальных

философских споров в России.

В самой же внутрироссийской полемике настоящий накал и

продуктивность споров возможны лишь при участии и «провинциальной», и «туземной» ветвей. Споры внутри каждого

лагеря обычно вырождаются в пререкания начетчиков и комментаторов.

Беда в том, что содержательных столкновений между

представителями разных лагерей либо вовсе не происходит (из-за