Люди повеселели. Собравшись у остатков костерка моринеры травили байки, кто-то прилег поспать.

Доктор, сержант и я поднялись на скалу и устроили военный совет.

Собственно, обсуждать нам было нечего. Сержант наотрез отказался оставаться на острове, и я назначил его командиром второй лодки. Продовольствие и воду решено было разделить на три равные части. Все карабины я забрал. Мы дали моринерам отдохнуть ровно полчаса, потом спустились и объявили о своем решении.

На острове, со мной, остались восемь добровольцев, в том числе бомбардная команда из моего взвода. Всем нам казалось, что лучше умереть на твердой земле, чем захлебнуться.

Перед уходом, сержант дал мне 3 папиросы, а доктор, смутившись, протянул мне подсумок с десятью револьверными патронами.

Лодки ушли четыре часа назад. Я сидел на выступе скалы, докуривал вторую папиросу и смотрел, как "Грозный" дрейфует в сторону вражеского острова, на нем еще оставались люди.

– Интересно, - сказал сидящий рядом моряк: - их варды в плен возьмут или потопят?

– Видишь, не стреляют, - ответил другой: - наверно хотят живыми взять.

– А зачем им живые? Живых надо кормить, поить, поселить где-нибудь. Проще утопить.

– Поглумятся и кончат, - сказал высокий конопатый моринер. Он осматривал свой карабин, вставил патрон и щелкнул затвором.

О плене говорили часто. Его обсуждали и в офицерский кают-компаниях, и в арестантских ротах, некоторым он казался единственным спасением, некоторых от одной только мысли о нем, бросало в дрожь. В газетах писали, что варды любят издеваться над пленными, пытают их и убивают. Была ли это правда или военные корреспонденты старались таким способом разжигать в нас ненависть к врагу, я не знал. Но оказаться в плену мне не хотелось.

– Да ладно, - отмахнулся пожилой моринер: - Что они не люди что ли? Не верю я, что они пленных убивают. Наверно заставляют работать, может кормят мало, ну побьют еще. А про пытки и убийства это все выдумывают.

– Ну, вот посмотришь, когда к ним попадешь. Посадят тебя на кол на берегу, чтобы издалека было видно и будешь голой жопой светить, вместо маяка.

Мне надоела матросская болтовня. Болела голова. Я привалился к нагретому камню и закрыл глаза. Одежда почти высохла, ноги в сапогах согрелись и меня больше не знобило. Во рту пересохло. Я проводил по губам жестким, как наждак языком. Воду мы берегли и договорились выдавать по часам, совсем по чуть-чуть. Время пить еще не наступило.

Карабины я раздал моринерам и теперь мой отряд был кое как вооружен. Я понимал, что, если варды отправят за нами корабль, нас всех убьют, но наличие оружия в руках давало обманчивое ощущение силы.

Я думал о своей семье, о жене и детях, представлял наш дом, стоявший на обрыве у самого моря. Мы сняли его сразу после свадьбы и прожили в нем все эти годы. В доме была кухня и две комнаты, одну мы оборудовали под детскую, а во второй была и гостиная, и столовая, и наша спальня. Берег в этом месте был крутой, и жена боялась, что дети могут заиграться и сорваться вниз, и тогда я сделал изгородь. Мой сын стоял рядом и смотрел, как я вбиваю колья. Накрапывал мелкий дождик. Сын смешно надвинул на глаза мою старую шляпу и сосал палец. Над нами шуршала листьями рябина. Ягоды на ней уже были красные и горчили.

– Господин моринер-лейтенант!
– кто-то позвал меня.

Кажется, я задремал.

Я открыл глаза

– Что случилось?

– Корабль.

– Где?

Я смотрел перед собой и ничего не видел, только сверкающее под солнцем море. Глазам стало больно, и я зажмурился.

– Варды отправили за нами корабль.

Я рывком сел и сердце бешено застучало. У меня такое бывает со сна. Я пару раз глубоко вздохнул и выдохнул, потом, чтобы проснуться окончательно, зачерпнул немного морской воды и протер лицо.

– Далеко?

– Пока да, но идет быстро.

Я полез на скалу.

Караулить вызвались бомбардиры, два паренька лет по девятнадцать, один маленького роста, белобрысый, второй наоборот, черный и большой, похожий на ворона. Они были крестьянами с южных островов, моря боялись и даже, по-моему, не умели плавать. Когда я предложил им покинуть остров, они сказали, что лучше умрут на твердой земле.

При моем появлении они хотели подняться, но я остановил.

– Лежите. Чем меньше мы к себе привлекаем внимания, тем лучше. Видно, что-нибудь?

– Корабль идет.

Я улегся рядом, огляделся, и в очередной раз пожалел, что нет подзорной трубы. "Грозный" все еще держался на плаву, на верхней палубе мелькали моряки, команда боролась за живучесть корабля.

К нам приближался катер. Должно быть он появился справа из-за мыса. Он шел на всех парах и отчаянно дымил. На вражеском берегу стало сразу много народа, мне показалось, что я вижу блеск подзорных труб.

– К нам идет, - сказал белобрысый наводчик и шмыгнул носом.