– Есть у меня дорожка. Экстренный путь отхода. Для себя готовил, но тебе, видать, нужнее… Но имей в виду, обратной дороги уже не будет. Тебе придется бросить все – дом, семью, собственное имя.

– Таню, Нюточку? – с тоской в голосе спросил Павел.

– Все… Возможно, потом, через пару-тройку лет, когда про тебя все забудут, вы сможете воссоединиться… где-нибудь подальше отсюда.

– В бега податься? Как злостный алиментщик?

– Тогда возвращайся к Шерову под крылышко. Других вариантов нет.

– Есть. Обратиться в органы. Есть же прокуратура, милиция…

– Тогда уж лучше прямо к Шерову обратись. Время сэкономишь, а результат будет тот же.

– Что ты мелешь? По-твоему, им куплены все?

– Не обязательно куплены и не обязательно им. Но это ничего не меняет.

– Но ведь есть же честные, порядочные…

– Согласен. Могу назвать несколько фамилий. Но даже над самым честным чиновником стоит начальство… Справедливость, милый мой, торжествует только в романах. Или на небесах.

– Я не представляю себе, как жить без Тани…

– А ты с ней посоветуйся. Убежден, она скажет тебе то же самое, что и я. В отличие от тебя она жизнь правильно понимает.

– Договорились. Я потолкую с ней и позвоню тебе.

– А вот звонить мне не надо. Я сам позвоню. Два раза. Первого звонка жди завтра в десять утра. Трубку возьмешь сам. Если решите действовать по моему сценарию, скажешь «Алло». Если надумаете что-то другое и даете отбой, скажешь «Я слушаю». Я тут же отключаюсь.

– Ну, а если позвонит кто-то другой? – ошарашенно спросил Павел.

– Господи, ну поговоришь!.. Слушай дальше. Если работаем мой вариант, дней через пять-семь будет второй звонок. Запоминай хорошенько. Я скажу: «Это такой-то цех? Ларионова!» Отвечаешь произвольно, в том смысле, что не туда попали. Это тебе сигнал. Номер цеха – это час, когда тебе в тот же день явиться по указанному адресу. Например, восемнадцатый – значит, в восемнадцать ноль-ноль и так далее…

– Прямо шпионские страсти! Зачем все это?

– Я, конечно, не уверен, что люди Шерова прослушивают твой телефон и ведут слежку, но и в обратном поручиться не могу.

– В голове не укладывается, что все это всерьез.

– На твоем месте я бы давно понял, что шутить эти господа не любят.

– Но ты же сам рискуешь. Зачем?

Рафалович улыбнулся.

– Ты будешь смеяться, но у меня тоже есть понятия о чести… Ладно-ладно, ближе к делу. Вот адрес.

Он достал из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник, раскрыл и положил перед Павлом визитную карточку.

На карточке было напечатано: «Кафе „Роза“. Соловейчик Лев Зиновьевич. Директор. Московский проспект, дом 115. Телефон: 293-45-07».

– Ничего не понимаю. При чем здесь кафе, Соловейчик какой-то?

– Левушка – мой должник. А я – твой. Так что все нормально… Между делом позвонишь своему Лимонтьеву, скажешь, что тщательно все обдумал и готов возвратиться в институт, но не раньше, чем через две-три недели, потому что… Можешь даже не объяснять, он определенно в курсе последних событий.

Павел вскинулся.

– А это еще зачем?

– Выиграешь время. После такого звонка они прекратят давить на тебя, а когда спохватятся, ты уже растворишься в тумане неизвестности.

– В тумане… – Павел призадумался. – Слушай, но ведь если я исчезну, они же не оставят в покое Таню, Нюточку, отца. Начнут искать меня через них.

– Что-нибудь придумаем. Комбинировать умеет не только Шеров.

«Танюша, милая!

Когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко. Верь мне, мой внезапный уход никак не связан с нашими отношениями. Я люблю тебя по-прежнему, и в долгой нашей разлуке буду любить еще крепче.

Родная моя, я долго и мучительно думал, прежде чем принял это непростое решение. Окончательно меня подтолкнуло к нему то, что случилось с Нюточкой, с отцом. Я никому не сказал тогда, что послужило причиной этого ужаса, а теперь говорю тебе одной: причина во мне, и только во мне. И я ухожу потому, что не желаю, чтобы это повторилось или произошло что-нибудь еще более кошмарное.

Я невольно оказался втянут в очень неблаговидные дела, которые творились на моей новой работе, в институте Лимонтьева. Для твоей же безопасности я не стану рассказывать, в чем заключались эти дела, достаточно сказать, что из-за них был жестоко и хладнокровно убит человек. Обратиться к представителям власти я не мог, поскольку ничего не сумел бы доказать, и тогда я принял решение выйти из игры. Сначала они отпустили меня, но потом стали преследовать, вынуждая продолжить работу, и наконец пошли на преступление.