— Ты что делаешь! — заорал Волков, соображая, зачем этому чудаку понадобилось исследовать рефрактометром обычный бот, но звук его голоса отнесло ветром. Даже если чёрный исследователь услышал окрик, на его действиях это не отразилось никак. Хах! — пламенно дохнуло у него за спиной из прижатой к плечу трубы — Ш-ш-орх! — лениво вымахнула к боту чёрная дымохвостая головня, и… «Га-о… о-х!» Вздохнул басом, расцвёл огненно в открытом люке ослепительной красоты цветок.

Повисший в метре от воды капитан, раскрыв от удивления рот, проследил, как из люка харкнуло грязным дымом, как четырёхлапый зверёк, крутнув щупальцами манипуляторов, отвалил от мола, хлюпнул круглой головой в волны и стал тонуть.

— Дранг! Дранг! — зарычало что-то у ограды набережной. Оглушённый внезапным нападением Волков обернулся на звук. Оказалось, чёрный времени не терял. Оседлал неизвестный механизм о двух колёсах, пригнулся, — дрра-рра-аур-р! — чёрной тенью замелькал меж набережных невысоких столбов и скрылся за частоколом стволов прибрежной рощи.

До берега оставались какие-то метры, Саша одолел это расстояние мгновенно, однако скорости не рассчитал, споткнулся и рухнул коленями и ладонями в гальку. В ноздри ударил йодистый водорослевый дух, Волков вскочил на ноги — бежать к боту! — и чуть не упал снова — ехали, скрипя под ногами, окатанные волнами голыши. «Ч-чёрт, режим левитации отключился, надо было не на берег прыгать, а лететь к молу, может быть, успел бы ещё…» — думал капитан тонущего на мелководье корабля, неуклюже топча башмаками податливую спину галечного пляжа. В два счёта взлетел по выщербленным каменным ступеням на волнолом и ринулся к боту, думая на бегу: «Зря спешу, в кабине месиво, живого места нет. Если бы я, дурак, там был, «Афина» бы не позволила, отразила, а так… Бот зря потерял. А всё Джоан с её страхами. Нет, поздно. Напрасно только запыхался, кэп!»

Круглую массивную голову бота ворочало волнами, нелепо задранный кверху манипулятор лениво пошевеливался, чмокали, вливаясь в открытый люк волны. Резко воняло палёным пластиком. Над водою висел ядовитый пар, но огня уже не было, и треска разрядов тоже. «Всё, что могло гореть, искрить и плавиться, уже выдохлось и захлебнулось, — сообразил Саша. — И выходит, сглупил я вторично — вместо того, чтобы спрятаться за деревьями, торчу здесь, как памятник командору, чтоб уж наверняка заметили и саданули из кустов чем-нибудь покрепче, с чем «Афина» не справится, тёмной какой-нибудь волной, к примеру. Подберётся кто-нибудь сзади…»

— Молодой человек, — укоризненно проговорил за спиной старческий хриплый голос. — Вы мне своим гранатомётом распугали всю рыбу.

Волков развернулся на месте, будто его ужалили, но оказалось — ничего страшного, какой-то старикан. Вооружён легко: ведром и тонкой длинной тростью. «Загорел дочерна, значит местный, — соображал захваченный врасплох капитан. — Одет по погоде, а пришёл он… да, во-он из той хибары. Дверь была закрыта, теперь распахнута настежь».

— Гранатомётом? — переспросил Волков, оглянувшись через плечо. Ничего, кроме пузырей, не осталось от затонувшего ботика.

— Я хоть и старый, но не совсем глухой. Мотоцикл свой где оставили? — спрашивал, наступая, дед. Податься капитану было некуда, волнолом кончился, хочешь не хочешь, а пришлось вступить в переговоры.

— Не понимаю, о чём вы, — ответил он, чтоб потянуть время, внимательно рассматривая при этом собеседника. Рубашка расхристанна, без пуговиц, болтается на худом, словно из чёрного узловатого дерева, теле старца. Штаны синие подкачены, висят на каких-то лямках с застёжками. Шлёпанцы на босу ногу. Грозное орудие в узловатой руке, без сомнения, удочка. Мятая шляпа с вислыми полями, седые кустистые брови насуплены, подбородок в пегой поросли, глазки… «Афина: установлено соответствие, — неожиданно вспыхнула поперёк старикова лица надпись, — идентичность 86 %, имя: Арон, фамилия: Коэн, гувернёр Дианы Ксаверьевны Войницкой. Год рождения: предположительно…»

— Не дурите, молодой человек, — склочничал, щурясь, дед, — я хорошо слышал гранатомётный выстрел, потом взорвалась граната, потом вы затрещали своим мотоциклом. Позвольте, мне показалось, что звук удаляется… И где, разрешите спросить, тогда у вас гранатомёт? А, выкинули в воду! Мало вам пугать рыбу, вы ещё и мусорите у пирса!

— Стрелял не я, — машинально оправдывался Волков, пытаясь одновременно сообразить, соответствует ли возраст деда справочным данным: «Должно ему быть сейчас около девяноста, и я бы дал ему эти годы, но слишком он живо и молодо скандалит, непохоже что-то».

— И мотоциклом тарахтели тоже не вы? — брюзжал, тряся головой, полный жизни старик. — Я стоял в дверях, собирался выходить уже, и прекрасно слышал. Намеревался, знаете ли, поудить рыбу, а тут вы со своей пальбой.

— Тот кто стрелял, уехал, — объяснил Саша. Пока гневный дед собирался с мыслями, готовя новое обвинение, Волков решился.

— Арон… — начал он, испытывая неловкость от фамильярного обращения к пожилому человеку, но отчества господина Коэна в памяти княжны Дианы почему-то не было.

Рука старца, сжимавшая ручку ведра, дрогнула, щёлкнули жестяные проушины. Он подобрался к Волкову вплотную, выставив вперёд подбородок, глаза его при этом широко раскрылись, и стало понятно, что щурился раньше вовсе не из-за близорукости.

— Кого-то вы мне напоминаете, — пробормотал он, — не могу припомнить, кого.

— Я сын Дианы Ксаверьевны Войницкой, — давясь словами от отвращения к самому себе, соврал Волков. — Вот, посмотрите, она дала мне этот перстень, чтобы…

Волков словно оправдывался, перстень тянул наружу за тесьму, но когда извлёк всё-таки, совесть его подверглась новому испытанию. Дед, разглядевший перстень с близкого расстояния, повёл себя неожиданно. Отпрянул, грохнул ведром о камень мола, выронил удочку, потом снова приблизился к лже-Войницкому и прикоснулся губами к зажатому в Сашиной руке перстню. Засим отступил с поклоном. Когда он снова поднял голову, в уголках глаз его дрожали капли влаги.