— Я и не предлагаю этого. Все это… и накидка для моей матери… может подождать. Если вы не хотите быть моим другом, вы все же можете указать мне, как помочь вашим друзьям.

— Ах, если бы вы сделали это! — вскричала Вин.

— Я сделаю это, дайте мне для этого возможность.

Вин стала собирать свои мысли, как сосредоточивает свои силы армия, поспешно готовящаяся к бою в темноте.

— Я ничего не знаю относительно других нью-йоркских универсальных магазинов, кроме того, что мельком слышала о них. Некоторые девушки, с которыми мне приходилось здесь встречаться, служили раньше в других фирмах. И они говорят, что предприятие вашего отца одно из самых худ­ших. Я должна была сказать вам это. Нет смысла умалчи­вать об этом, иначе вы не поймете, что я чувствую. Здесь сплошь одни злоупотребления. «Руки» не нарушают зако­на — это все. Что касается рабочего времени, то мы закры­ваемся в установленное время, но продавцы и продавщицы задерживаются поздно, часто очень поздно, чтобы привести все в порядок. Правда, не каждый вечер остаются одни и те же служащие, но каждому приходится дежурить по не­сколько раз в неделю. Для нас устроены сидения, но мы не должны пользоваться ими. Это означало бы, что мы ленивы или что торговля идет плохо. Мы «ссужаем» управлению в дни большой торговли половину времени, предоставлен­ного нам на обед, — и никогда не получаем возмещения его: Сами обеды, отпускаемые в ресторане… ужасном рестора­не… кажутся дешевыми, но они должны были бы быть еще дешевле, потому что они почти несъедобны. Те из нас, кто не в состоянии уходить обедать в другое место, наживают малокровие, катары и аппендицит. Я знаю ряд случаев. Почти никто из нас не может удовлетворительно питаться на получаемую нами плату… Но никто здесь не интересу­ется тем, как мы живем вне рабочих часов, лишь бы только мы были «проворны» и выглядели красиво. Но когда мы не можем быть проворны, потому что больны, например, и не можем уже выглядеть красивыми, потому что постарели и слишком истощены и переутомлены, — ну, что же, тогда мы должны убираться на все четыре стороны… Жалкие изно­шенные машины, годные только для маленькой лавчонки, но не для универсального магазина! Даже здесь, в отделе­нии накидок, где мы получаем комиссионные, слабые из нас оказываются забитыми… Мы должны рвать, как волки, что­бы скопить что-нибудь на черный день. Но стоит девушке или мужчине шпионить за другими — это даст хороший за­работок. Немногие поддаются искушению. Они должны все более и более опускаться, я думаю! Бывает еще и другое, что доводит некоторых из нас — женщин — до отчаяния. Но я не могу говорить вам об этом. Вы должны сами увидеть, в чем дело, если вы действительно интересуетесь.

— Если интересуюсь! — повторил Питер.

— Да, если бы вы интересовались, почему вы не узнали обо всем этом и о многом другом гораздо раньше? — упрек­нула она.

— Потому что… мой отец потребовал, чтобы я не вме­шивался в дела «Рук»…

— Но, если относиться серьезно, разве можно на этом успокоиться?

— Выходит, что я относился недостаточно серьезно. Мне думалось, я отношусь серьезно. Но вы заставили меня уви­деть, что это не так.

— Я не рассказала вам и половины.

— В таком случае, продолжайте.

— Вы действительно хотите этого?

— Да.

— Заведующие отделениями и выше их стоящие обла­дают властью, которая позволяет им быть жестоко и тиранически несправедливыми. Среди них есть вполне хорошие люди. Но попадаются также жестокие и плохие. И тогда… не могу даже сказать вам, какая создается тогда жизнь для подчи­ненных! Наряду с этим, происходит надувательство публики, которое мы все видим и в котором должны принимать уча­стие — продажа негодных вещей, широко рекламируемых, чтобы привлечь женщин. Мы получаем премию за сбыт с рук «залежавшегося товара».

— Клянусь вам, мой отец в этом не виноват, — невольно прервал ее Питер. — Он уже не молод, видите ли, а в годы своей молодости он работал так усиленно, что не в состоя­нии теперь сам вести дело. С тех пор, как я себя помню, он уже не мог лично заниматься магазином… Он предоста­вляет это другим, людям, которых считает заслуживающими доверия. Не бывая здесь сам, он…

— Что вы, он бывает здесь почти каждый день! — вскри­чала Вин, но сразу замолчала, заметив выражение лица Питера.

— Я уверен, вы ошибаетесь, мисс Чайльд, — сказал он. — Вас ввели в заблуждение, указав на кого-нибудь другого вместо него…

— Вы, видно, не знаете этого, но он бывает. Я видела его всегда как раз незадолго до закрытия магазина. В пер­вый раз указал мне его заведующий отделением в Сочельник. Я работала тогда в игрушечном отделении. Он был вме­сте с мистером Крофтом. Как странно, что вы этого не знали…

— Если действительно это был мой отец, я, пожалуй, догадываюсь, почему он не хотел, чтобы мы знали об этом. Но все же… да, я отправлюсь домой и спрошу его, знает ли он, что происходит здесь. Так или иначе я хочу помочь вашим друзьям, мисс Чайльд.

— А я еще и не рассказала вам о них, — заметила Вин. — Я ведь думала все время об одной моей подруге… Конечно, положение многих других, может быть, не менее печально. Но я ее люблю. Я не могу помириться с мыслью, что она должна умереть только потому, что она бедна и является маленьким человеком. Доктор Марло находит ее болезнь излечимой. Только… она не в состоянии иметь все то, что нужно для лечения, а у меня нет лишних денег, чтобы покупать это для нее; ведь я имею только свое жа­лование, больше ничего. Хотя, впрочем, есть выход. Я на­учусь быть волчицей, как иные, и урывать комиссионные…

— Не делайте этого! — грустно улыбнулся Питер. — Мне было бы неприятно думать, что вы превратились в волчицу. Ваш друг болен…

— Доктор сказал ей вчера, что у нее чахотка. Я получила от нее утром письмо, в котором она прощается со мною. Видите ли, ее сейчас же рассчитали, выдав лишь за неделю вперед…

— Как грустно! — возмутился Питер. — При предприятии должно было бы существовать нечто вроде санатория… или даже двух: один для заразительных случаев, другой — для остальных больных. Я…

— Она пишет в своем письме, что слышала об учрежде­нии, где принимают туберкулезных и лечат их бесплатно. Но она не указала мне, где это. А д-р Марло говорит, что такого учреждения совсем не существует.

— О, он, видно, не читал газет последние дни… Оно от­крыто на прошлой неделе.

— Значит, вам известно о нем?

— Да. Видите ли, это… один из моих друзей затеял это дело. Дом пока еще не велик. Но он расширит его, если пред­приятие будет иметь успех.

— Пользование им совсем бесплатно?