– Ты прогулял урок? Не волнуйся, мне ты можешь сказать.

– Только историю, – ответил Гарольд. – Мне по-любому поставят тройку с минусом, не важно, учу я или нет, и потом, все равно это полная туфта.

– Тебе не нравится история? – спросил Дойл.

Пацан помотал головой.

– Она скучная, – сказал он. – Наша училка из этих хиппи. Меня достало слушать, как плохие мертвые белые парни мучили индейцев, рабов и всех остальных, – как будто другие мертвые парни ничего плохого не делали. Херня это все. Я и так знаю, что все плохие. И зачем ради этого ходить в школу? – Пацан замолчал. – Слушай, так ты хочешь, чтобы я делал эту херову работу, или как?

– Да, я хочу, чтобы ты делал эту херову работу.

– Ладно, – сказал пацан.

Он поставил свой бумажный пакет, и Дойл показал ему площадку, объясняя, что необходимо починить у каждой лунки, чтобы туда можно было забить мяч. На полпути где-то между сахарным заводом и гигантским кальмаром Гарольд вытянул из рукава пачку «Мальборо» и закурил.

Дойл выдернул сигарету у него изо рта и втоптал ее в ракушечную дорожку.

– На работе курить нельзя, – сказал он. – Это плохо сказывается на легких.

Гарольд отпрыгнул, сжав кулаки.

– Не вздумай сделать это снова, мудак! – выкрикнул он.

Дойл подскочил к нему и обхватил за плечо. Гарольд попытался вывернуться.

– Отстань, педик! – Но Дойл держал крепко.

– Ты мне нравишься, Гарольд, правда нравишься. – Дойл постарался придать голосу отеческий тон. Удивленный Гарольд сразу затих. Дойл подумал, что наверняка никто раньше ему такого не говорил. – Сейчас я скажу, почему ты мне нравишься, – продолжал Дойл тем же тоном. – В тебе есть искра, этого нельзя отрицать, ты настоящий предприниматель. Черт, твоя мать сказала, что и видеоаппаратура, и порнофильмы в твоей комнате куплены на твои собственные деньги, это правда?

Гарольд утвердительно замычал. Дойл снял руку с его плеча, и пацан спокойно зашагал рядом с ним.

– Позволь задать один вопрос, – спросил Дойл. – Сколько ты зарабатывал, продавая пиво на пляже?

Пацан ухмыльнулся.

– Чертову тучу, – сказал он. – Иногда эти яппи из Вашингтона так сильно хотели пива, что платили шесть, даже семь баксов за долбаную бутылку вонючего «Нэшнл Богемиан», которое можно купить в «Долларе Мела» по три девяносто девять за ящик.

– Превосходно, – сказал Дойл. – Но за это ты чуть не сел на три года. Вот что я предлагаю – ты поработаешь у меня на площадке. Это значит, что мы ее починим и к июню откроем, а к концу лета я кроме зарплаты буду платить тебе процент от прибыли.

Гарольд задумался.

– Сколько процентов от прибыли?

– Два с половиной, – ответил Дойл первое, что пришло в голову. Он прекрасно знал, что скорее всего площадка не принесет никакой прибыли и в это лето, и в следующее, и, наверное, в следующее за ним тоже.

– Ты должен поднять до десяти процентов, – сказал Гарольд.

– Три, – сказал Дойл. – Это мое последнее предложение. Кроме того, ты должен делать, что я тебе говорю и когда я говорю. А теперь отдай мне сигареты.

Гарольд заколебался, бормоча ругательства. Потом шлепнул «Мальборо» на открытую ладонь Дойла.

– К концу дня ты получишь их обратно, – сказал тот и положил пачку в карман.

Гарольд молча согласился. Это показалось Дойлу маленькой победой, и остаток дня они работали бок о бок у черепа. Пацан оказался полезным. Сильнее, чем выглядел, тощий и гибкий, он мог добраться до труднодоступных мест деревянной основы, через небольшие отверстия в проволочной сетке, в которые Дойл пролезть не мог. Таким образом, им удалось перестроить несколько сложных мест, не снимая остатки гипса, и тем самым сберечь несколько часов кропотливой работы.

В конце концов солнце начало опускаться в темнеющие сосны заповедника. В этот час в поисках пищи самки опоссумов высовывают длинные розовые морды из устланных мхом нор, где лежат их слепые скулящие детеныши. В этот час чайки поворачивают на восток, к своим гнездам, устроенным на удобных скалах в миле от берега, среди баюкающего плеска волн. Руки Дойла покрылись пузырями и кровоточили. Пацан оцарапал лицо с правой стороны о неровно обрубленный кусок бревна. Дойл сложил инструменты и смахнул с себя сор.

– Считай, день прошел, парень, – сказал он. Потом он заметил, что обед в бумажном пакете остался нетронутым. – Похоже, ты забыл съесть свой обед.

Пацан замотал головой.

– Нет, это вам. Шоколадное печенье. Мама сделала.

– Что ж, это очень мило с ее стороны, – сказал Дойл, взяв пакет.

– Это только так кажется, – сказал пацан. – Никогда не знаешь, что у этой женщины на уме. Она сказала мне, чтобы я даже не заглядывал внутрь. Она сказала, что все это вам.

– Посмотрим, – сказал Дойл. Он открыл пакет и вытащил одно печенье, которое было сделано в виде члена в состоянии эрекции и яичек.