– Не получается? – спросил Дойл. Блондинка посмотрела на него.

– Было бы намного быстрее, если бы я так не напилась, – протянула она. – Вот, попробуй сам.

Она протянула недоделанную самокрутку. Дойл взял, провел языком по бумаге, слегка влажной от ее слюны, закрутил и вернул блондинке. Она зажала сигарету во рту и похлопала по бедрам.

– Спичек нет, – сказала она.

Дойл вытащил «Зиппо», которую дядя Бак приобрел в Анцио и пронес через всю итальянскую кампанию, дал прикурить и сунул обратно в карман.

Блондинка сделала глубокую затяжку, задержала дым, ее лицо порозовело.

– Так намного лучше, – закашлялась она, протянув косяк Дойлу, но он отрицательно покачал головой.

– Я от этого тупею, – сказал он.

Тут она подняла вверх подбородок и пристально посмотрела на Дойла. У нее было худое лицо, высокие скулы, интересный нос с заметной горбинкой и большие, немного раскосые глаза, глубокий цвет которых колебался между голубым и зеленым. Она показалась ему привлекательной, но, возможно, все дело было в платье, жемчуге и голосе с Парк-авеню. [86] Потом он подумал, что без платья она, наверное, еще лучше, а не многие, даже на вид красивые женщины могут похвастаться тем же. У него было странное ощущение, что он видел ее где-то раньше, но не мог вспомнить где. Она снова затянулась и начала икать.

– Класс, я забалдела, – наконец сказала она. – Не слушай меня.

– А где все? – спросил Дойл. – Я что-то не пойму, где здесь вечеринка.

– Зачем тебе нужен этот цирк? – сказала блондинка, икая. – Если хочешь знать, это жестоко по отношению к мебели. – Она похлопала ладонью по ступеньке. – Посиди со мной минутку, солнце мое. На выпей.

Дойл отодвинул пакет с марихуаной и сел. Он взял у нее бутылку и сделал большой глоток. Он давно не ел и почти чувствовал, как виски проникает прямо в кровь, словно армия, устремившаяся в брешь в стене. Блондинка забрала у него бутылку и поднесла к губам.

– Чин-чин, – сказала она и выпила. Косяк тлел между ее пальцев, словно обычная сигарета.

– Круто берешь, – сказал Дойл, восхищаясь ее необычным профилем.

– Я всегда круто беру, – ответила она. – Есть вещи, которые хочется забыть.

– Остальных людей, например? – сказал Дойл.

– Нет, себя, – сказала блондинка. Потом искоса посмотрела на Дойла. – Ты мне кого-то напоминаешь.

– Ты мне тоже, – сказал Дойл. – Уверен, что видел тебя раньше.

– Да это та долбаная тупая реклама, – фыркнула блондинка. – Она меня преследует.

– А, понятно, – сказал Дойл, но так и не понял, о чем она говорит.

– Подожди-ка, это явно кто-то известный. – Она щелкнула пальцами. – Точно, Митчум. Не старый толстый Митчум и даже не в шестидесятые, когда он уже начал стареть. Я имею в виду того красивого, крутого, вальяжного, курящего марихуану Митчума в фильме сорок седьмого года «Из прошлого». Это, между прочим, настоящий шедевр. Ты видел «Из прошлого»?

– Нет, – солгал Дойл. Так получилось, что он видел этот фильм. Он смотрел его по телевизору в Малаге на испанском, но дубляж был довольно неудачным, поэтому в памяти задержалось лишь несколько деталей: красивая, с резкими чертами девчонка с пистолетом, мрачный лес, мятое пальто, как у военных, гангстерская шляпа Митчума с загнутыми полями и мокрые ночные улицы какого-то опасного города.

Блондинка снова поднесла косяк к губам, глубоко затянулась и, выпуская дым, опять начала икать, но при этом продолжала быстро говорить:

– Я смотрела «Из прошлого», наверное, десяток раз, когда училась в школе кино при Нью-Йоркском университете, пока па не выдернул меня оттуда. Господи, как я любила этот фильм. Но нет, «семейный бизнес», сказал мне Старый Фрукт. «Кто возьмет в свои руки семейный бизнес, когда я умру?» Поэтому я все бросила, поступила в Гарвардскую бизнес-школу – и что я узнала? Что бизнес – это кусок дерьма, просто люди делают деньги с помощью маркетинговых планов и биржевой игры за счет кредитов вместо пистолетов и громил, поэтому, если хочешь знать… – Блондинка внезапно замолчала, резко вдохнула и посмотрела на Дойла. Вдруг ее глаза начали закатываться. – В самом деле, что-то мне нехорошо, – сказала она. – Нужно полежать. – Она стала поворачиваться на бок и упала Дойлу прямо на колени. Ее покрасневшие веки дрогнули и застыли.

– Эй! – позвал Дойл. – С тобой все в порядке? – Но его слова не могли достигнуть места, куда она улетела Она вырубилась, совсем.

Дойл вздохнул, обвел взглядом пустой зал и остановился на груде пальто. Потом с некоторым усилием поднял блондинку на руки – она была крепче и тяжелее, чем казалась, – и положил поверх одежды, после этого скатал какое-то пальто и подложил ей под голову вместо подушки, а еще одним укрыл. Низкий свистящий звук вышел через ее нос, она пошевелилась, но глаза не открыла. Он повернулся и прошел через открытую дверь в сад, где и обнаружил вечеринку Брекен.

Пустые бутылки из-под шампанского валялись в траве, словно болванки снарядов. Свечи в белых бумажных пакетах, заполненных для устойчивости песком, выхватывали из темноты человек двадцать пять гостей: мужчины, соответственно случаю, были облачены в смокинги, женщины – в украшенные блестками вечерние платья, которые мягко сияли в трепещущем свете. Антикварная мебель зачем-то была расставлена в виде полосы препятствий по склону холма, теряясь в темноте за садом. Тут и там, освещая путь, стояли такие же свечи в пакетах. В качестве фона к этому странному действу из переносного CD-плеера звучала песня Коула Портера о том, что кокаин «не вставляет».