Раннульф прыгнул, и лошадка дико скакнула вбок. Он ухватил её под уздцы левой рукой, а правой — с мечом — ударил через её загривок во всадника. Он колол, и колол, и колол, и каждый раз меч втыкался в мягкое тело, и наконец лучник рухнул с коня. Руку Раннульфа пробила стрела, другая ударила в шлем. Он взобрался в седло и слепо завертелся, отыскивая тамплиеров. Вокруг были одни только враги.

Прочь отсюда.

Голос прозвучал в голове Раннульфа, холодный и ясный, как приказ. Раннульф мгновенно подчинился ему — то было веление Божие. Ударами сапог по бокам он пустил лошадку в галоп; той было нелегко нести рыцаря в тяжёлых доспехах, но она справлялась — у неё было крепкое сердце арабской лошади. Раннульф мрачно скакал по склону вверх — навстречу чистому небу.

Стефан мчался по склону в третьей шеренге; Илер был справа от него, Педро — слева. Взгляд его упирался в спину рыцаря, скачущего впереди, в кишках бурлило, в ушах стоял шум, будто под водой. Вал людей и коней нёс его вперёд — и вдруг направление атаки изменилось. Все поворачивали, устремляясь налево, Стефан слышал, как трубят рога, и видел чёрно-белые штандарты, бьющиеся в пыльном воздухе, а потом скорее услышал, чем увидел, вражескую атаку.

Они визжали, сарацины, визжали, как женщины — или как демоны. Они врезались в неподготовленных тамплиеров — и затрещали доспехи, заржали кони, полетели друг на друга тела. Правильная чёрно-белая шеренга впереди Стефана превратилась в ком напряжённых спин и рубящих рук. Он послал коня вперёд — и перед ним возник сарацинский всадник, нацелившийся копьём прямо ему в сердце.

Стефан вскрикнул. Он бешено молотил мечом, одновременно стараясь укрыться за щитом. Когда он поднимал щит так, чтобы от этого была хоть какая-нибудь польза, то совершенно ничего не видел. Справа, скорчившись, как гном, отбиваясь от собственного противника, рубил воздух мечом Педро. Стефан вспомнил тренировки и рванулся вбок, чтобы прикрыть Педро с фланга, и тут с другой стороны, из кучки врагов, вылетело копьё и с такой силой ударило Педро, что он вылетел из седла и рухнул прямо в объятия Стефана, заливая его фонтаном крови.

Стефан кричал что-то, рот его пересох от крика, но он не слышал самого себя за царившим вокруг гамом. Тело Педро навалилось на него, легло почти поперёк, и копьё оказалось совсем рядом; он не видел, кто направлял его, только длинное лезвие-трезубец и древко, всё покрытое кровью — кровью Педро. Стефан навсегда запомнил это зрелище. Он отбил копьё мечом, промахнулся, и оно пронзило Педро ещё раз и отбросило его прочь, в трясину, во мрак, в хаос.

Стефан обернулся к Илеру — и увидел пустое седло.

Конь его развернулся и, не нуждаясь в приказе всадника, понёсся по склону вверх. На Стефана налетел другой копейщик, и несколько шагов кони их мчались рядом, а всадники безуспешно пытались сразить друг друга; потом копейщик исчез. Конь Стефана споткнулся, и юноша упал ничком на переднюю луку. Ещё один копейщик скакал к нему.

Он отпрянул, занося меч для удара, а всадник кричал ему что-то — он не слышал, что именно, но увидел седоватую бороду и понял, что это — Герман.

Стефан опустил меч, повернул щит и пристроился рядом с Германом, как был обучен; теперь он чувствовал себя сильнее, спокойнее. Герман повёл его вверх по склону, туда, где дюжина воинов, тамплиеров и сарацин, билась прямо на тропе.

— Так хочет Бог!

Сарацины заметили их и бросились наутёк. Тамплиеры развернулись и пристроились в ряд с Германом. По крутому склону они поднялись вверх к перевалу. Там, на вершине, Герман обернулся, вскинув руку. Двадцать с небольшим человек, что следовали за ним, развернулись в длинную шеренгу. Стефан оглянулся назад — и ему захотелось кричать.

Пыль стелилась вдоль длинного распадка, словно мерзостный дым, но даже сквозь это марево он видел лежащие там тела, изрубленные и растоптанные, — повсюду, насколько хватало глаз. А у дальнего края распадка, у подножия склона, он разглядел большие отряды сарацин — они надвигались, надвигались неуклонно. Желудок у Стефана сжался, во рту пересохло, сердце затрепетало.

— Раннульф! — проревел Герман. — Раннульф!

Из пыльного марева выбирался наверх Раннульф верхом на арабском коньке; увидев других тамплиеров, рыцарь свернул и подъехал к ним. Лицо его было жёлтым от пыли. Мгновением позже к ним подскакал галопом ещё один иерусалимский рыцарь — Ричард ле Мен, которого все называли Медведем.

Герман потянулся и схватил Раннульфа за руку.

— Что это?

В предплечье Раннульфа, под самым обшлагом кольчуги, торчала стрела. Рыцарь глянул на неё так, словно лишь сейчас заметил, и согнул руку. Затем качнул головой в сторону равнины.

— Они идут.

— Да. — Герман взялся одной рукой за кисть Раннульфа, другой — за древко стрелы. — Сможем мы удержать их на этой позиции?

— Сколько у нас людей? — Раннульф повернулся к собравшимся вокруг тамплиерам. На миг его взгляд коснулся Стефана — не узнавая, просто ведя счёт. — Может быть. Но если мы здесь проиграем...

Герман между тем проталкивал стрелу сквозь руку Раннульфа, пока наконечник не вышел с другой стороны.

Раннульф осёкся и скрючился в седле. Герман сломал наконечник и выдернул древко из раны. Хлынула кровь, и Стефан отвёл взгляд — его замутило.