— Они подозрительны. Они следят за каждым моим шагом.

— Смотри не рассерди их, — сказал Одо. — Мне здесь не нужна компания.

Магистр Иерусалимского Храма лежал на соломенном тюфяке, укрытый одеялом. Спутанные волосы падали ему на лоб и спускались на плечи, кожа была бледной, как рыбье брюхо, вся нижняя половина тела, судя по всему, почти не двигалась.

— Ты здоров? — спросил Раннульф.

Одо повёл плечом.

— Я жив.

Раннульф отдёрнул одеяло. На Одо была лишь длинная рубаха. Запястья охватывали железные браслеты, и от них, исчезая под одеялом, тянулась цепь, прикованная другим концом к железному кольцу в стене. Правая лодыжка тоже была закована, левую ногу Одо Раннульф вначале не рассмотрел.

— Почему ты в цепях? — Он знал, что других пленных франков содержат здесь как гостей, не как преступников.

— А! Я рассердил султана. Всё из-за его племянника.

Одо вновь натянул на себя одеяло, но Раннульф успел заметить, что левая нога, наполовину прикрытая подолом рубахи, высохла почти до кости и неестественно изогнута.

— Я сломал её в битве, — пояснил Одо. — Она так и не зажила. На всё воля Божья. Ты был прав, Святой. Нам не следовало атаковать. Я рад, что ты уцелел, и надеюсь, что де Ридфор мёртв.

— Нет, — сказал Раннульф. — Он в Иерусалиме.

Одо помотал головой. Он заметно постарел, широкая грудь и плечи точно истаяли, стали костистыми, кожа на шее отвисала; он лежал на соломе, словно обломок кораблекрушения. Лицо его было спокойно и ясно.

— Мы все умрём, а он всё так же будет строить козни.

Раннульф пожал плечами, отметая мысли о де Ридфоре.

Он не мог оторвать глаз от лица Одо.

— Поговаривают о том, чтобы выкупить тебя.

— Нет, — сказал Одо. — Именно поэтому я и здесь. Меня хотели обменять на какого-то султанова отпрыска, которого держат заложником в Маргате, — а я отказался. Я тамплиер, а не предмет для торговли. Я совершил ошибку — и теперь расплачиваюсь за это. На мой взгляд, это справедливо.

— На мой тоже, — сказал Раннульф.

— Да и всё равно я не смог бы больше сражаться — из-за ноги.

— Наверное, нет, — кивнул Раннульф.

— Помолись за меня. И, Святой, прежде, чем уйдёшь, — исповедуй меня.

Раннульф слегка дрогнул. Он тотчас осознал, что не сможет отказаться. Отвернувшись, он протянул между ними руку.

— Покайся, брат.

— Прости меня, Иисусе, ибо я согрешил, — вполголоса начал магистр. Затем он перечислил свои ошибки и промахи, такие же обычные, как у всякого другого человека.

— Ты раскаиваешься? — спросил Раннульф.

— Я от всей души печалюсь, что оскорбил Господа, который создал меня и которому принадлежит вся моя любовь.

— Тогда я отпускаю тебе грехи. — Раннульф сотворил над ним знак Креста. Во рту у него пересохло. Он чувствовал себя вором, который прокрался на место Бога и похитил то, что предназначалось Его слуху. В его глазах Одо уже был блаженным.

— Отец, — сказал он, — благослови меня.

Магистр Иерусалимского Храма издал ворчливый смешок и почти без сил упал на солому.

— Вот тебе моё благословение: сражайся с этим ублюдком до последнего своего вздоха. И расскажи моим братьям, каково мне здесь живётся.

Он отвернулся и закрыл глаза. Цепи звякнули, ударившись друг о друга. Раннульф поднялся и подошёл к двери, и охранник, ждавший по другую её сторону, тотчас отпер ему.

Темница была расположена в башне, находившейся на дальнем краю султанского дворца; трое стражников отвели Раннульфа назад в домик для гостей, тесно обступив его с трёх сторон, чтобы он ничего не смог разглядеть по дороге. Дорожка пересекала гребень пологого холма, и с вершины его Раннульф на миг разглядел за дальней стеной белый силуэт города; над вереницей крыш и макушек деревьев возносились иглы минаретов. Он вытянул шею, пытаясь разглядеть больше, и стражник, шагавший сзади, подтолкнул его в спину:

— Шагай, шагай!

— Прекрасный город, — сказал Раннульф. — Хотел бы я посмотреть на него поближе.

— О да, ещё бы! — Стражник, шедший слева, рассмеялся. — Конечно, ты бы хотел увидеть Дамаск. И он воистину прекрасен, только не для тебя, неверный.

Они прошли через лимонную рощу, направляясь к дому. Раннульф невольно замедлил шаг — эти белые комнаты стали для него самой настоящей темницей. Из окна разливалась музыка — флейты, тамбурины, мягкий рокот барабана. Он услышал смех и выкрик Медведя.

Двое стражников ушли. Третий, тот, который говорил с ним, замешкался. Раннульф остановился на террасе перед домом, испытывая отвращение при одной мысли о том, чтобы войти внутрь.

— Ты хочешь увидеть Дамаск? — тихо спросил стражник.

Раннульф резко повернул к нему голову:

— Да.

— Есть у тебя деньги?

Денег у Раннульфа не было, но начало было многообещающее.

— Да.

— Я помогу тебе перебраться через стену, — сказал стражник. — Если дашь мне динары.